Науфрагум. Дилогия
Шрифт:
– Если вы позволите, ваше высочество, я постараюсь помочь. Толку от меня немного - но уж как сумею.
– Благодарю вас. Это намного больше, чем я заслуживаю, - совсем по-другому, мягко, ответила Грегорика. А ее глаза, казалось, глядели мне прямо в душу. Не знаю, сколько это длилось, но, наконец, она опустила голову и смежила длинные ресницы.
– Спокойной ночи, Золтан.
"Господин Немирович" снова куда-то пропал. Что бы это значило?
Прошло несколько минут, но я не замечал их течения. Принцесса почти сразу задышала спокойно и ровно, а я
Каково это - поставить себе ясную и четкую цель, и положить все силы на то, чтобы добиться ее? До сих пор я не задумывался об этом. Я привык смирять свои желания, даже слегка гордясь тем, что мне нужно немногое; что жадность и зависть к другим мне чужда. Но не получилось ли, что я слишком рано успокоился и позволил течению жизни стремиться мимо - без меня? Аскетизм благотворно влияет на душевное спокойствие, но все же, достойно ли посматривать свысока на остальных, жадно преследующих свои цели, пусть даже сиюминутные и суетные? В любом случае, сейчас я увидел совсем другую целеустремленность. Уверенность такой силы, что перед ней захотелось выпрямиться в полный рост и сделать что-то... ну, просто, чтобы потом не было стыдно.
Дребезг стекла в оконном переплете вырвал меня из странного и не очень приятного сна. Поначалу там все было хорошо - я нашел дорогу среди сплетений подводного леса, и устремился к свету, среди переливающихся пузырьков. Впереди мелькал серебристый плавник ведущей меня проворной рыбки. Но потом... потом, дрожащий, струящийся сквозь толщу воды свет начали сдавливать с двух сторон громадные зубчатые клешни... или створки захлопывающейся раковины-тридакны? Я не успел понять.
– Баба!.. Баба Вадома! Отчини, это я, Ромика!..
– отчаянно звенел за окном детский голосок.
– А?.. Чтось?
– в темноте брякнуло, чиркнуло, зажегся огонек керосинки. Хозяйка, протирая глаза и наспех повязывая платок, наклонилась к оконцу.
– ...Внуча, ты? Пошто же, середь ночи?..
– Беда, бабуня, беда! Лихие люди набежали... мамка велела... на хутор... А тятьку-то убили!..
– Убили?! Ой, да боже ж ты мой!..
Крик заставил проснуться и девушек, лежавших рядом со мной. Я не успел и глазом моргнуть, как стройная тень с грацией пантеры соскользнула с полатей, и замерла внизу у двери, угрожающе положив руку на эфес шпаги. Брунгильда была готова встретить любую опасность лицом к лицу.
Хозяйка сбросила засов и впустила беловолосую девочку лет десяти в одной холщовой рубашке, понизу мокрой от ночной росы и продранной на плече, словно когтистой лапой. Ткань усеивали страшные темные брызги. Захлебываясь прерывистыми рыданиями, девочка упала на пол - ноги уже не держали. Еще бы, ведь ребенку пришлось пробежать от деревни добрые полторы мили.
Брызжа слезами и судорожно, словно пойманная рыбка, дергаясь в руках бабушки, Весны и Грегорики, девочка выкрикивала:
– Набежали... сами с хвостами... на конях... свищут, визжат... колют всех и тятьку... тятьку прямо
Стукнула дверь, и из сеней донесся холодный голос Брунгильды:
– Горит.
Выскочив из избы, я увидел, как с северной стороны горизонта на подсвеченном красным небе прорисовались верхушки берез. Хотя до рассвета было еще далеко, над деревней вставало отчетливое зарево. Среди шелеста ветвей перекатилось едва слышное эхо: треснуло раз, другой - точно ломались сухие веточки, в такт торопливым ударам наших сердец.
– И не только пожар, но и стрельба, - выговорил я, прикусив прыгающие от волнения губы.
– С-судя по всему, напала целая банда. В деревне человек пятьсот, это сколько же должно быть разбойников?
– Много, - лаконично ответила Брунгильда.
– Вот и здорово, что они нас вчера прогнали, - вмешалась Алиса, и в ее голосе звучало мстительное удовлетворение.
– Пусть и из вредности, но получилось у них доброе дело. А то бы и нас в деревне застали. Давайте, скорее, заводим танк и бежать - а то ведь разбойники и досюда могут добраться...
– Ой, лишенько!.. Ой, беда!
– донеслось из избы стонущее причитание, сопровождаемое ревом разбуженных малышей.
– Доченька моя, доченька!..
Хозяйка, босая, с безумными глазами выскочила на крыльцо, схватила стоящие в углу вилы, споткнулась на ступеньках и упала на колени в грязь.
– Детки!..
– провыла она, протягивая руки в сторону зарева.
– Детки же мои!..
Грегорика, тоже босиком, сбежала по ступенькам следом, остановилась над рыдающей крестьянкой. Тонкая, высокая, прямая. Лицо обращено навстречу растущему зареву, очертившему ее силуэт тонкой кровавой каймой.
– Вот черт...
– слабым голосом выдавила Алиса. Умоляюще оглянулась на меня.
– Слушайте, ну не будем же мы?.. Эти хамы на нас наплевали, выгнали, пожалели нам куска хлеба...
– А вот бабушка Вадома не пожалела, - заторможено возразил я, бесцельно шаря по карманам.
– Так, куда же я задевал...
– Ну да, батрачить заставила! Что же теперь, за это голову подставлять? Нет, я все понимаю, сочувствую, детишек мне тоже жалко... эй, вы что, опять драться хотите? Мало нам тот клоп едва головы не пооткусывал?!.. Зачем? Кто они нам?!
– теперь Алиса почти визжала, вцепившись в сюртук и тряся меня, как погремушку.
– ...Погоди, - пробормотал я.
– Да отцепись ты!..
Ее истерика странным образом помогла мне собраться с мыслями. Вырвав у Алисы лацканы сюртука, я быстро застегнул пуговицы и повернулся к Брунгильде. Ее взгляд был прям и остер, словно готовая к выпаду шпага. Чтобы ответить на него... чтобы ответить, нужна была смелость - вся, что у меня еще осталась. Это было ощущение, возникающее на перегибе ледяной горки: чуть перенесешь вес вперед, качнешься - и возврата уже не будет.
– Надо помочь, - сказал я, решившись.
– Не уверена, - ответила телохранительница, переводя взгляд на неподвижный силуэт принцессы.
– Может быть опасно.