Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Бьюдженталь Джеймс

Луиза: У тебя есть свои достоинства, но ты не замечаешь людей. Ты просто выносишь приговор и хочешь применить наказание — все по своей собственной ханжеской воле.

Лоренс: Дженнифер, то, что сказала Луиза, звучит жестоко, но она права. Ты действительно выглядишь ужасной ханжой.

Дженнифер: О, разве честь и обязательства ничего не значат для вас, люди? Разве ничего не значит, что Берт нарушил свое обе­щание? Это так несправедливо! Вы так несправедливы! Все гово­рят мне, что я виновата. Но

это не я спала с Элен или с кем-то еще. Это несправедливо! Он развлекался, а теперь все защищают его и говорят, что он прав.

Фрэнк: Эй, да ты не из-за себя ли расстраиваешься, а?

Хол: Звучит так, как будто тебе самой хотелось бы этого.

Луиза: Она не может позволить себе желать этого. Правила важ­нее.

Дженнифер: Ты права, черт возьми, они важнее. У меня есть принципы. Принципы, слышишь? Нечто такое, о чем ни ты, ни кто-либо здесь ничего не знают.

Лоренс: А у тебя есть принципы, чтобы осуждать людей без до­казательств?

Дженнифер: О, ты выглядишь так величественно и кажешься святошей. Ты еще не переспал с Луизой? Почему? Возможно, как раз сейчас она стремится подцепить очередного женатого мужчи­ну. Не так ли, Луиза?

Фрэнк: Дженни, ты и правда можешь быть стервой, если захо­чешь, верно?

Луиза: Ты, кажется, ревнуешь меня, Дженнифер; ты уверена, что сама не хочешь Лоренса?

Дженнифер: Ах ты... ты... Я не слоняюсь вокруг, раздвигая ноги перед каждым встречным, как ты.

Луиза: Слушайте, леди, не судите по себе. Вы ничего обо мне не знаете. Вы знаете только то, что смогли придумать своим сла­бым умишком. Должно быть, у вас больное воображение.

Дженнифер: Я не обязана выслушивать все это от потаскухи. Я собираюсь пойти домой и принять ванну, чтобы смыть с себя всю грязь, в которой барахтается эта группа.

Хол: Дженнифер, сейчас ты просто хочешь сорвать зло на всех нас. Ты не думаешь, что говоришь и кого обижаешь.

Дженнифер: О, я думала, вы все разные, а вы...

Кейт: Дженнифер, ты действительно ведешь себя совершенно ханжески, и, хотя я хочу быть на твоей стороне, начинаю на тебя злиться.

Дженнифер: Не беспокойся. Мне не нужна ни ты, ни кто-либо другой.

Она была как безумная; зачем-то достала сумку, открыла ее, начала рыться, одновременно плача и вскрикивая.

Луиза: Что, не можешь принять это? Ты можешь это смыть, но не можешь принять. Когда становится жарко, хочешь сбежать, уйти домой. Неудивительно, что твой муж захотел настоящую женщину.

Лоренс: Это низко, Луиза (Пытаясь примирить обеих).

Дженнифер: Су-у-ука! (Взвизгивая.) О, ненавижу тебя! Ненави­жу! Я глаза тебе выцарапаю.

Она

вскочила со стула, угрожая Луизе.

Фрэнк: Эй, Дженни!

Он схватил ее, и они упали на пол. Дженнифер плевалась и царапалась.

Фрэнк: Черт, да ты сильная.

Дженнифер: Пусти меня! Я ей покажу. Я убью ее! Убью! О! О!

Она услышала себя, услышала повторяющееся слово "убью", и внезапно затихла. Буря прошла. Она в изнеможении лежала на руках у Фрэнка, тихо всхлипывая.

Фрэнк держал ее с удивительной нежностью. Остальные чле­ны группы сидели как пришибленные, обессиленные бурей эмо­ций, которая пронеслась над нами. Кейт и Луиза плакали. Лоренс утонул в кресле, закрыв лицо ладонями. Хол пытался спрятаться от самого себя, заглядывая в глаза другим. Я внезапно почувство­вал себя таким уставшим, что едва мог двигаться. Хотя я и мало говорил, но все время был как на иголках, готовясь вмешаться, как только почувствую, что это будет необходимо. Мне хотелось, чтобы эта пьеса была доиграна до конца, потому что чувствовал: она исполнена смыслом почти для каждого в этой комнате.

Луиза подняла голову и низким голосом заговорила с Дженнифер:

— Дженнифер, были моменты, когда я называла себя худши­ми словами, чем те, которые произнесла ты, но мне бы хотелось, чтобы ты знала: все было не так, как ты думаешь. Он был женат, это правда. Но был одинок, и в то время, когда я была с ним, он действительно думал, что у них с женой все кончено. Только после того, как его жена узнала о нас, она в конце концов реши­ла, что ей нужен муж. И я уговаривала его вернуться к ней, по­тому что была так виновата. Теперь я знаю, что не должна была делать этого. У них так ничего и не получилось. Он уехал куда-то, и я никогда больше его не видела.

Дженнифер (Плача): Извини.

Все перебрасывались короткими предложениями, полушепотом, собирая свои вещи и не решаясь уйти. Обычно после сеанса груп­па остается без меня — после истечения формального времени. Сегодня никто не собирался оставаться. Все понимали без слов, что эмоционально истощены до предела.

Я сидел тихо, желая понять, как чувствует себя Дженнифер. Возможно, она захочет поговорить со мной. Луиза, плача, до­тронулась до плеча Дженнифер, слабо улыбнулась мне и вышла. Другие тоже покинули комнату, пока Фрэнк и Дженнифер тихо и как-то смущенно сидели там, куда они упали в момент борьбы. Я думал, что Дженнифер прячется в объятиях Фрэнка, не решаясь взглянуть на других людей. Она повернулась ко мне, с лицом, на котором не отражалось ни одной эмоции, кроме внутренней боли. Ее глаза были красными, косметика потекла.

— Я здесь, Дженнифер, — сказал я, — если вы хотите сейчас поговорить.

Ее голос охрип от напряжения и крика.

— Нет, все в порядке. Я пойду домой, у меня будет время по­говорить с вами завтра. — Она встала и быстро ушла.

Фрэнк вопросительно посмотрел на меня.

— Я не знаю, Фрэнк. Правда не знаю. Мы должны доверять ей. — Внутренне я поразился совпадению: когда-то Дженнифер беспокоилась о Фрэнке.

— О'кей, спокойной ночи. — Он ушел, и я утомленно закрыл комнаты.