Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Бьюдженталь Джеймс

Правда в том, что эти люди не слишком отличаются от нас, здоровых. Несомненно, друзья и родственники иногда знали об их периодах несчастья и депрессии, но как до, так и после тера­пии большинство из них не были какими-то особенно странными. Разумеется, Кейт была одинока и довольно догматична; Фрэнк, ко­нечно, спорщик, всегда настроенный враждебно; Дженнифер — сверхобязательна и т.д. Но они не очень сильно отличались от вас и от меня. Никто из нас полностью не свободен от стрессов и странностей.

Кажущееся необычным поведение, описанное на этих страни­цах, является относительно открытым выражением того напряже­ния и эмоций, которые каждый из нас испытывает внутренне,

но часто подавляет. Мир был бы разумнее и безопаснее, если бы каж­дый из нас мог найти им выход, столь же безвредный для себя и других и так же ведущий к росту, какой нашли Ларри, разбиваю­щий стул; кричащий Хол или постоянно гуляющая по городу Кейт.

Каждый человек вырабатывает способ бытия в мире, который является разумным компромиссом между тем, как он понимает себя и свои потребности, и тем, как он понимает мир с его возможно­стями и опасностями. К сожалению, понимание и того, и друго­го складывается в детстве, и в нашей культуре человеку предостав­ляется очень мало помощи для пересмотра своего детского миро­воззрения в зрелом возрасте. Таким образом, мы разрабатываем способы бытия, суживающие и ограничивающие нашу жизнь. То, что мы называем интенсивной психотерапией, на самом деле есть ускоренный образовательный процесс, направленный на то, чтобы достичь зрелости, задержавшейся на двадцать, тридцать или более лет из-за попыток жить с детским отношением к жизни.

Зрелое отношение к жизни начало постепенно вырисовываться передо мной, пока я слушал, как люди рассказывают мне о своей жизни, в течение последних тридцати лет. Я сделал одно из са­мых удивительных открытий: насколько всем нам трудно взглянуть на свою жизнь честно и непредвзято. Почти каждый человек, кон­сультировавшийся со мной, должен был сделать это, потому что он неудовлетворен тем, как складывалась его жизнь; каждый про­бовал разные способы, чтобы изменить свою жизнь, но эти уси­лия не принесли удовлетворения. Можно было бы ожидать поэто­му, что каждый из них провел уже много времени, вновь и вновь размышляя о том, как складывается его жизнь и что он может сде­лать, чтобы она шла в соответствии с его желаниями. Вовсе нет. Ни один из тех людей, что приходили ко мне, не знал по-настоя­щему, как пересмотреть основы своей жизни, хотя эти люди, ра­зумеется, предпринимали попытки пересмотра своей работы или каких-то других внешних областей своей жизни, если в них что-то шло не так, как они хотели. Наоборот, все эти люди стандартно, как и я сам, привыкли не доверять своему внутреннему пережива­нию, избегать и обесценивать его.

Снова хочу подчеркнуть, что это странное отсутствие способ­ности отдать себе отчет в своем собственном существовании не является исключительной характеристикой "пациентов" интенсив­ной психотерапии. Я обнаруживал это в различных группах, ко­торые вел, — у людей, которые добились успеха в бизнесе, техни­ке, профессиональной карьере; у людей, которых даже с большой натяжкой никак нельзя назвать невротиками, хиппи или незрелы­ми. Я также обнаружил это у своих коллег и друзей, когда мы пересекаем социальные барьеры и говорим друг с другом на более глубоком уровне. И, разумеется, я обнаружил это в самом себе.

Конечно, каждый из тех, с кем я работал, потратил огромное количество времени и эмоций, размышляя о себе. Критическое рассмотрение самого себя может принять форму напрасного сожа­ления, агрессивного самообвинения, печальной жалости к себе, разработки планов и проектов относительно самого себя, приня­тия решений и подведения итогов, самонаказания или

многих дру­гих усилий изменить действия или чувства этого обманчивого и приносящего одни неприятности Я.

Люди, чей опыт роста прослежен в этой книге, были тоже во­влечены в бесконечные размышления о своей жизни. Ларри пытал­ся анализировать свои страхи так же бесстрастно, как какое-нибудь деловое предложение. Дженнифер постоянно проверяла себя, критикуя почти все, что говорила и делала, пытаясь переделать себя. Фрэнк проклинал и обвинял все и всех, а внутри себя он вздыхал и сожалел, что не такой, не зная, каким хотел бы или мог стать. Луиза и Кейт, каждая по-своему, пытались превратиться в людей, спасающихся от зла, которое им могли причинить другие.

Хол, возможно, в большей степени, чем все остальные, про­демонстрировал тщетность подобных усилий отремонтировать себя в качестве некоего объекта. Умный, образованный и серьезный, Хол постоянно работал над собой разными способами, но никог­да — до обращения к психотерапии — по-настоящему не оценивал свою жизнь изнутри самого себя и для самого себя. Он всегда пре­вращал себя в объект, и у него почти не было чувства своего субъек­тивного центра в контексте собственного существования.

Что же требуется от человека, который хочет быть хозяином своей жизни? Главное — как можно более полно предоставить и открыть свое сознание заботе о своей жизни, самому факту того, что ты живешь здесь, в определенном месте, в определенное вре­мя. Большинство из нас, кажется, бездумно полагают, что у нас действительно существует такое осознание, и мы только иногда позволяем ему быть заслоненным различными вмешательствами — социальным давлением, попытками усилить наши образы, чув­ством вины и т.п. На самом деле такое открытое и свободное осоз­нание чрезвычайно редко, и только люди, искусные в медитации и некоторых других искусствах созерцания, могут развить его до значительного уровня.

Что касается меня, я обнаружил, что быть истинно осознаю­щим, сохранять подлинное осознание своей жизни — задача, ко­торую я могу выполнить лишь частично. Если я начинаю думать, как мне поступить в той или иной ситуации, я склонен иногда быстренько оценить обстановку и сказать: "О, черт, я просто не знаю, что делать". И в этот момент это действительно так. Как будто я захожу в картотеку, которая находится в моей голове, и ищу там интересующую меня тему, но нахожу лишь несколько старых засаленных карточек и с раздражением захлопываю папку. Еще я обычно начинаю заниматься чем-нибудь другим; или, ког­да дело по-настоящему серьезное, чувствую себя несчастным. Я могу говорить, что целый час размышлял о какой-то проблеме, а на самом деле ничего не делал.

Когда я действительно осознаю нечто важное в своей жизни, процесс совершенно другой. Во-первых, я на время "погружаюсь" в проблему. Позволяю всем ее сторонам воздействовать на меня и переживаю тревогу, гнев, напряжение и любые эмоции, связан­ные с ней. Но не пытаюсь, если мне удается удержаться, сразу же решить проблему. Затем, когда процесс уже запущен, я разго­вариваю с кем-нибудь (или, если это невозможно, пишу самому себе, но последнее время у меня есть, с кем поговорить). И един­ственное, что я делаю во время этого разговора, — говорю все, что приходит мне в голову относительно дела, которым я занят: что чувствую, как это на меня давит и т.д. И человек, с которым я разговариваю, просто помогает мне проговорить все это и избега­ет критиковать меня, давать советы или вмешиваться.