Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Бьюдженталь Джеймс

Все это очевидно. Мы обычно упускаем из виду, что каждый из нас проживает жизнь в соответствии со сложившимся у него образом того, что возможно. Когда нам говорят, что мы живот­ные и такие идеи, как "свобода и достоинство", являются иллю­зиями, мы можем усвоить этот образ самих себя. Разумеется, это правда: мы животные, так же, как правда и то, что мы можем хо­дить на четвереньках. Большой угрозой для человека являются навязываемые нам взгляды бихевиористов, но не потому, что они ошибочны. Господство действительно ошибочных взглядов на природу человека было бы относительно коротким. Нет, опасность не в том, что Скиннер и его коллеги ошибаются, а в том, что они правы. Они правы, но

их правота умышленно односторонняя и разрушительная.

Голубей можно научить ударять по шарику для пинг-понга, что­бы этот шарик прыгал туда-сюда по маленькому столику. Скиннер это сделал. То, что не понимает Скиннер и упускают из виду популярные издания, сообщающие о его работе: Скиннер не на­учил и не может научить голубей играть в пинг-понг. Скиннер добился только того, что превратил голубей в маленькие машины, ударяющие по мячу. Однако голуби могут играть, но, разумеется не столь механическим и искусственным способом.

Человека можно низвести до уровня белой крысы или голубя. Человека можно превратить в машину. Редуцированный образ че­ловека можно использовать, чтобы им управлять, как это хочет сделать Скиннер. Но останется ли человек человеком, если пре­вратить его в голубя, гоняющего мячик для пинг-понга?

Когда я думаю о том виде психотерапии, который больше все­го поглощает меня сейчас, я обнаруживаю, что пользуюсь слова­ми, которые звучат непривычно в таком контексте: я в основном занят работой с теми пациентами, которые разрешают мне разде­лить с ними поиски бога в самих себе. (Для тех, кто до сих пор воспринимает слово "бог" как препятствие, можно заменить его словом "творчество" (креативность), но значения этих слов не до конца совпадают, во всяком случае, для меня.)

Я убежден, что осознание каждого отдельного человека — уни­кальная часть Вселенной. Каждый человек является частью суще­ствующей материи, и в этом смысле каждое осознание подобно растению, животному или даже реке или горе. Каждое существо получает некоторую порцию потока бытия (солнечный свет, силу тяготения, химический состав воздуха) и использует его в соот­ветствии со своей собственной природой (обменом веществ, уяз­вимостью перед вниманием, воздействиями и разрушением), вно­сит свой вклад в общую космическую систему (выделяя углекислый газ, отражая свет). Во время этого цикла материя космоса меняет форму, но она не прибавляется и не убавляется. Мы называем это "законом сохранения вещества".

Но индивидуальный человеческий разум не только похож на животное, реку или гору. Каждый человек также имеет возмож­ность внести во Вселенную что-то новое, что-то ранее не существо­вавшее. В области значений человек не только воспроизводит по-новому существующие понятия, но может в некоторых случаях создать поистине новые смыслы и значения. Если это подлинное творчество есть дар Божий, то создание новых значений, новых визуальных образов, новых отношений, новых решений свидетель­ствует о божественности нашего глубочайшего бытия.

Можно добавить еще кое-что к этому расширенному представ­лению о роли человека во Вселенной. В основном, насколько нам известно, мир и космос существуют как совершенные часы, ко­торые были заведены однажды и теперь идут и будут идти вечно. Из конденсированной влаги формируются облака, которые проли­ваются дождем на районы, где увеличивается масса зелени, спо­собствующей конденсации влаги и т.п. Вся конструкция замеча­тельно продумана, чтобы работать, не вскрывая фабричной печати.

Конечно, иногда человек вмешивается и срывает

печать (съе­дает яблоко), и тогда великие часы останавливаются или меняют ритм, по крайней мере на один удар. И, тем не менее, человек является частью этого замысла. Но он — нечто большее. Человек— особый элемент системы, элемент, имеющий знание обо всей системе и о самом себе. Совершенно ясно, что человек не знает всего — или, может быть, даже не знает большей части — о сис­теме и о себе, но сам факт, что он нечто знает, полностью меня­ет весь ход вещей. В широкой перспективе (сто лет, миллион?) это может быть лучше или хуже (для кого и для чего?), что он зна­ет, но дело не в этом. Дело в том, что человек знает.

И это другая совершенно реальная божественная способность, которой обладает человек: мы участвуем в великом деле творения. Мы создаем не только новые смыслы и образы внутри нашего субъективного мира. Мы также — насколько нам известно — един­ственные создания во всей космической системе, которые созна­тельно выбирают из бесконечности возможностей те элементы, которые осуществляются в действительности. Мы, люди, служим архитекторами действительности, постоянно переделывая реаль­ность и более или менее удачно приспосабливая ее к своим нуждам.

Так что, когда я говорю о поиске бога, скрытого в человеке, я имею в виду, совершенно буквально, что верю в божественную силу, скрытую в каждом из нас, — в способность к творчеству и осознание нашего участия в определении облика мира.

Этот творческий процесс исследования и открытия моего осоз­нания является рискованным приключением, последствия которого трудно предвидеть; а его долгосрочные результаты неисчерпаемы. Из такого путешествия я могу извлечь гораздо больше, чем реше­ние проблемы или осуществление трудного выбора. Хотя степень решимости и способности различных людей пройти этот путь очень различна, многие достигают обновленного ощущения собственной идентичности, силы и возможностей, открывающихся перед ними. В тех случаях, когда мы отваживаемся заглянуть в глубины нашего бытия и не исказить увиденное, мы возвращаемся с чув­ством, что видели Бога.

Человек познает Бога в своей глубочайшей интуиции относи­тельно собственной природы. Глубоко внутри себя, далеко за пре­делами того, что можно выразить словами, я иногда чувствую та­кие возможности, открытые передо мной, перед всеми людьми, от которых захватывает дух и которые настолько превосходят все наши обычные заботы (хотя и не умаляют их), что я знаю, что никогда не увижу их воплощения — по крайней мере, в этой жиз­ни. Я думаю, что это видение Бога.

Чем глубже я могу проникнуть в свои собственные возможнос­ти, тем ближе я подхожу к тому, чтобы узреть Бога. Я не думаю, что существует конечная точка. Я не мыслю Бога в качестве опре­деленной сущности или существа. Мне кажется, Бог — это изме­рение бесконечной возможности; Бог — это возможность всего. Так что Бог — это Все. Внутри себя я могу ощутить все возможности, хотя я не могу представить себе ничего даже близкого к этой бес­конечности.

Когда мы обнаруживаем свое собственное ощущение возможно­сти, мы открываем нашу глубинную природу и все больше и боль­ше обнажаем собственную жизненную силу. Знать (в самом глу­бинном смысле знания), что возможно, значит оживить то, что есть. Знать, как можно жить более полно, значит быть недоволь­ным случайным и частичным в своей нынешней жизни. Понима­ние ожидающей нас полноты жизни делает нас жадными в стрем­лении обогатить свою жизнь.

Все мы ищем Бога, все. Атеисты и агностики не меньше, чем страстные богомольцы. Мы можем отказаться от этого поиска не больше, чем остановить поток нашего осознания.