Наваждение. Спасти дочь друга
Шрифт:
Юра достаёт из стеклянного шкафчика бокалы.
– Нет, жизнь скоротечна. Привык быстро поворачиваться. Присаживайся.
Юра откупоривает бутылку, и я быстро накрываю свой бокал рукой:
– Я не буду!
– Да ладно! Это же чистая Италия. Для вкуса, под курицу и сыр.
Быстро соображаю: бутылку открыл при мне, подсыпать снотворное точно не успел.
– Ладно. Только чуть-чуть.
Юра наливает на донышки в оба бокала. Взбалтывает свой и вдыхает аромат:
– Фантастика! Понюхай только.
–
– Что тебе положить?
– Три корочки хлеба, – ворчу себе под нос.
– Понял! – Юра достаёт курицу, кладёт мне ножку. – С фондю разберёшься?
– Угу.
– За знакомство! – Юра доливает в бокалы вина и подмигивает мне.
Глава 5
Никита
– Да чтоб тебя, – бью кулаком рядом с дверью, но вряд ли Роман слышит нас. В квартире разгорается продолжение мексиканского сериала.
– У нас есть ниточки! Надо за них дёрнуть, – не унывает Макс. – Погнали!
– Куда? В три клуба сразу? – ослабляю узел галстука. Не тот наряд я выбрал для знакомства с Мирой. Думал, выкуплю её у алчной мамаши и отвезу к себе. Даже подумывал дочкину комнату Мире отдать. Она самая светлая и по-девичьи уютная. – Где искать этого Шакала?
– Искать надо не Шакала.
– А кого?
– Авдеева. По дороге объясню.
Сбегаем по лестнице, снова нарвавшись на выстрелы. Перепрыгиваем через знакомого «покойника», вновь растянувшегося на полу, и, под его отборный мат, вылетаем из подъезда.
– Поехали на твоей тачке, – предлагает Макс. – Мотик потом заберу.
– Поехали. – Кидаю пиджак на заднее сиденье и сажусь за руль. – Эх, Серёга, Серёга!
– Короче, – Макс устраивается на соседнем сиденье и диктует первый адрес, – начнём с этого клуба.
– Зачем? Роман же ясно дал понять, туда только своих пускают. И с чего нам этот Авдеев поверить должен?
– С того, что я его знаю, – Макс цокает языком.
– М-да, знакомцы у тебя! – с подозрением кошусь на безопасника. Ему, как и мне под сорокет, в криминале никогда замешан не был.
– Не боись. Мы с ним краями всегда.
– Но с чего вдруг Авдеев тебя послушает?
– Честно?
– Честно.
– А я Авдееву свой в некотором роде, – ухмыляется Макс. – Лёха, Царствие небесное, с ним в девяностые не просто друганы были, а в бригаде одной состояли. Сейчас наберу его.
– Лёха – брат твой?
– Да. Меня все его друзья знали и до сих пор помнят. Поздравляем друг друга с праздниками иногда.
– И, стесняюсь спросить, с чем ты среди ночи хочешь Авдеева поздравить?
Макс смотрит на часы:
– И правда ночь-полночь. Слушай, Никит, давай так: если Авдеева в клубе нет, закажем там девочку. Опишешь Миру.
– А если приведут не её?
– Скажем, не понравилась и поедем в другой клуб. Делов-то! Ты пойми, сразу ва-банк
– Вдруг Шакал с ней вообще не в клубе развлекается?
– Его всегда больше деньги интересовали, а не малолетки. Никто нам контакты Шакала не сольёт, но ведь могут и запрос ему кинуть.
– Мерзость! Работорговля какая-то. – Бью по рулю ладонями: – Девчонку малолетку увезли! Через ментов-то не быстрее будет?
– Ха! Наивный ты, Никита Петрович. В розыск должна подать мать – раз, в машину Мира села сама – два.
– А если сказать, не сама? Номер машины есть.
– Ну и чего ты добьёшься? Даже, предположим, менты согласятся взять это дело – один из ста. Пробьют Шакала по базам. Если он по УДО вышел, значит, ходит отмечаться. Причём в глазах закона и по документам никакой он не Шакал, а, допустим, Пупкин Еремей Макарович, добропорядочный гражданин, сварщик третьего разряда. Примчимся мы на адрес, а Шакал дома один почивает или с Мирой пьёт напитки вкусные.
– Если пьёт, так и возьмут его тёпленьким, – кипячусь я. – Она ж дурочка несмышлёная.
Макс одним махом рушит мои доводы.
– Дурочка, Никита, диагноз в её возрасте. Ей ведь восемнадцать, и она вольна делать что угодно и с кем угодно. К тому же, повторяю, к Шакалу она села в машину добровольно. А вот к тебе у органов могут возникнуть вопросы.
– Ты прав. С самого начало надо было по-людски разбираться. Дай-ка я Регине позвоню, – набираю номер Мириной мамы, она не сразу подходит к телефону. Спохватившись, смотрю на часы – уже за полночь. Хочу сбросить звонок, но в трубке раздаётся томный голос. Судя по музыке и голосам, Регина не одна. Начинаю без обиняков: – Ваша дочь вернулась?
– Я не дома, – растерянно отвечает Регина, но тут же берёт себя в руки: – И что за допрос среди ночи?
– То есть ваша дочь сбежала, и вы тут же отправились в загул?
– Никита Петрович, дорогой, – выдыхает Регина в трубку. – Я так разочарована её поступком… Мне тоже нужна поддержка. Подружки вот вытащили развеяться.
Хочется пожелать ей схватить французский насморк[1], кукушка, а не мать! Говорю, едва сдерживая гнев:
– Не забудьте меня набрать, если она позвонит или появится.
– Да-да, я помню! – клянётся Регина и цыкает на кого-то. Слышится мужской шёпот, но слов не разобрать. Сбрасываю звонок и вылетаю на Тучков мост. – Макс, ну как так? Мы два абсолютно посторонних мужика носимся среди ночи, как курицы-наседки в поисках глупой цыпы, а её мамаша отправилась кутить с друзьями.
Макс зевает, прикрыв ладонью рот:
– Так, может, по домам?
– Нет! Я этого так не оставлю. – Передо мной встаёт образ Миры. Не похожа она на девочку лёгкого поведения. Скорее малышка росла папочкиным цветочком, как моя Марина. И мой долг перед Серёгой и самим собой не дать никому сорвать и растоптать этот цветок.