Наваждение
Шрифт:
— Бросьте вы! — перебил его Андрей. — Чего вы мне лапшу ни уши вешаете? Какая оборона, какие государственные тайны? Смеетесь надо мной?
Крымов поглядел на него с нескрываемым интересом. Осуждающе покачал головой:
— И вы это говорите мне после того, как я показывал вам для опознания фотографию Линевского? Несмышленышем прикидываетесь?
— Да при чем тут фотография? — не угасал Андрей. — Какое она имеет отношение… — И вдруг почувствовал, как разом изменилось что-то — не в глазах капитана, а в нем самом. Холодно и тоскливо сделалось почти так же,
Глеб вытащил сигареты, закурил — древний, как простокваша, способ выгадать время. В ответ на молящий взор Гуркова протянул ему пачку, поднес зажженную спичку. А пока тот нетерпеливо, жадно втягивал в себя первые дымовые порции, Глеб старался свести начавшие вдруг расползаться концы. Неужели в самом деле не знает? Похоже, не притворяется… Но Линевский проходит еще и по другой службе, не наследить бы ненароком… Прерваться пока, со Свиридовым посоветоваться?.. Медленно, осторожно подбирая слова, спросил:
— А для чего же, вы думали, я начал наше знакомство с его фотографии?
— Ну… — вяло пожал плечами Андрей, — вы же сами сказали, что интересуетесь всеми, кто имел отношение к Неверовой… А Линевский… ну… дружил с ней… и вообще…
И Глеб решился:
— Дело в том, что Линевский исчез. И вы это не хуже меня знаете. Вместе с ним пропали важнейшие документы, в сохранности которых крайне заинтересованы не только медицина, но и оборонное ведомство. Параллельно с нами этим делом занимаются органы госбезопасности — стране нанесен значительный, трудновосполнимый урон. Иначе я не стал бы заговаривать с вами о патриотизме.
— Какие документы? — поперхнулся дымом Андрей. — И куда исчез Линевский? Мы же вместе возвращались! Меня с Галиной, правда, раньше высадили, а его домой повезли.
— Кто повез? — быстро спросил Глеб.
— Ну… — голос Андрея задрожал, — ну… этот… Кеша повез! — И, выдавив наконец из себя это страшное имя, безысходно закрыл лицо ладоням.
— Рассказывайте, — всего лишь одно слово произнес Глеб…
Через несколько минут заглянул в кабинет Юрка, но Крымов замотал головой, сделал нетерпеливый жест, чтобы тот не мешал. Юрка удивленно захлопал глазами, скрылся за дверью.
— Любопытно… — задумчиво сказал Глеб, когда Андрей, выговорившись, замолчал. — А зачем, по вашему мнению, устраивался пикничок, зачем Кеше нужно было, чтобы и вы, и тем более Неверова с Линевским принимали в нем участие?
— Я догадывался, что ему зачем-то очень нужен Линевский, но в планы свои он меня не посвящал. Просто Галка без меня в чужую компанию не поехала бы. Кеша велел…
— Но это же бред какой-то! — не выдержал Глеб. — Или я вообще ничего в людях не понимаю! Что значит — Кеша велел? Неужели из-за какого-то обещанного вам сборничка рассказов вы готовы на что угодно, в щенка на поводке превращаетесь! Вы же так кичитесь своей независимостью, своим вольнолюбием! Не стыдно?
— Зачем вы так? — совсем помрачнел Андрей. — Лежачего не бьют, этот постулат должен и в милиции соблюдаться. Не знаете, как еще больше меня унизить?
— Из-за чего тогда?
Андрей, ни кровинки в лице, отрешенно глядел на Крымова, не в силах высвободить из себя гибельное признание.
— Этого я не могу сказать…
— Опасаетесь, как вчера вечером, лишиться сознания? — жестко спросил Глеб. — Считайте, что вы его уже потеряли.
— Но вы ведь сами вчера… — начал было Андрей, однако хватило его только на то, чтобы на этот раз совладать с собой, не разрыдаться. Зябко охватил себя крест-накрест руками и мученически, как бы сильною боль превозмогая, закрыл глаза, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Рассказывайте, — снова одним словом ограничился Глеб.
— Я не виноват! — закричал Андрей. — Я ничего не помню! Я вообще понятия не имею, как этот сволочной нож у меня в кармане оказался! Я бы не мог человека ножом, даже пьяный в дымину… Я…
— Когда это было?
— Неделю назад… Семнадцатого февраля… В парке… А теперь… Теперь делайте со мной что хотите… Мне уже все равно…
— Рассказывайте.
Андрей вдруг успокоился, обмяк. Коль справедлива мысль, что покаяние приносит облегчение, нечто похожее происходило с ним. Если, конечно, можно назвать спокойствием и облегчением овладевшее им чувство тупого безразличия. И голос звучал невыразительно, глухо…
Глеб встал из-за стола, подошел к двери. Юрка не ушел, сидел, читал газету.
— Зайди, — сказал ему. И когда тот уселся на свободный стул в кабинете, спросил: — Что тебе удалось выяснить?
Юрка многозначительно покосился на поникшего, оцепеневшего Андрея, но Глеб, кивнув, дал ему понять, чтобы не смущался, говорил открытым текстом.
— Пока ничего похожего за последние три месяца не выявил. Сегодня продолжу.
— Три месяца уже не требуется. Нужен парк семнадцатого числа. — Повернулся к Андрею: — Точно помните, что семнадцатого? Во сколько?
— Точно, — ожил Андрей. — В парке Горького, часов, наверное, в десять. — Сопливый лейтенантик почему-то всегда ему был неприятен более, чем въедливый Крымов, но сейчас посмотрел на Юрку не только с проклюнувшейся надеждой.
Глеб несколько раз прокрутил телефонный диск:
— Крымов говорит. Есть ли по сводке за семнадцатое февраля что-нибудь по парку Горького? Ориентировочно двадцать два часа. Ничего? Хорошо посмотрели? Благодарю вас. — И положил трубку.
Андрей, словно катапультой подброшенный, слетел со стула, заорал на Крымова, потрясая в воздухе кулаками:
— Сволочь! Подонок! Обманул, значит! Обвел вокруг пальца, как последнего дурачка! Ну, гад! Ну, я ему… — Пробежал несколько раз по кабинету, снова плюхнулся на сиденье — и принялся вдруг хохотать. Громко, лающе, захлебываясь и задыхаясь. Из глаз потекли слезы, лицо сморщилось, побагровело. Тело его сотрясала крупная, размашистая дрожь, вены на шее угрожающе набухли. Снова порывался встать, но Глеб удержал его. Юрка наполнил стакан водой. Струйки потекли по дрожащему Андрееву подбородку, зубы ритмично клацали о стекло.