Наваждение
Шрифт:
– Так это ж деньги нужны, – сказал Шталь.
– У меня свободных мало, – Ряжский заинтересованно и удивленно смотрел на Самойлова. Надо же, как его пробрало. Россия! Ну, на Россию-то ему, положим – плевать, а вот на свой карман – нет, и, видимо, дело и впрямь стоящее. Неужто сможет повлиять на Мещерского? Нельзя же позволять англичанам…
– Деньги, допустим, есть у меня, – снова заговорил Ефим, – а у тебя, Костя – имя. Возьми да съезди к старику. Повспоминай о Ксеничке, посочувствуй. Он, говорят, из-за нее прямо-таки в ипохондрию погрузился.
Ряжский удивился еще сильнее. Ефим, которому всегда и на все наплевать,
– Как же быть с англичанами?
Ефим согласился:
– Это проблема. Бульдоги, если уж во что вцепились, челюстей не разожмут.
– Да какая проблема! – Самойлов нетерпеливо дернул лицом. – Договор, что, разве уже подписан? Да я нынче же с князем поговорю! И вам бы тоже, конечно…
– У них фора, – сказал Ефим, – они раньше начали.
– И что? Где они сейчас? Завязли на Алтае. Да они, если хотите знать, оттуда могут и вовсе не вернуться. Сибирь есть Сибирь, каторжный край.
– Да-а? – Ефим весело вскинул бровь. – Замечательный, я вам скажу, был бы вариант.
– И очень реальный. В тех местах, откуда я родом, люди в тайге пропадают что ни день. Прикопают в том же болоте… и где она, «Ишим-золото корпорейшн»? Была и нету. Никто и не спохватится.
Ряжский согласно кивнул… и вдруг – опомнился, сообразив, что они обсуждают! Шталь откинулся на спинку кресла, рассеянно улыбаясь.
– Предпочитаю все же посетить Сибирь в качестве золотопромышленника, а не каторжника. Костя, ты, надеюсь, тоже? Поэтому первая задача – договориться с князем…
Самойлов опустил глаза, гася легкую досаду. Да уж, с этими настоящего дела не сделаешь. Один ленив, другой – чистоплюй. Ладно! Главное – деньги дадут, на это он их, считай, уговорил! И, значит, теперь ему ехать в Егорьевск. А там…
Там – поглядим.
Глава 23
В которой Софи посещает оккультную вечеринку, на которой кое-что узнает об особенностях шестой послеатлантической эпохи, но ничего – о судьбе Ирен
Софи Домогатская относилась к тому сорту людей, которые, если сумели понять, что ошиблись, всегда признают свои ошибки. Таких людей немного, но все же они встречаются. Уникальность же Софи состояла в том, что для этого признания ей не требовалась никакая внутренняя работа, и ни малейшего насилия над собой. Констатировала она свои ошибки так же легко, как ясным летним утром встают с постели здоровые физически и преисполненные амбиций юноши. Встали и пошли, не оглядываясь назад.
В небольшой, но уютной гостиной огромной квартиры генерала Платова на Гороховой улице Софи потребовалось около четверти часа, чтобы сообразить, что все ее домашние заготовки и предположения относительно кружка Ачарьи Дасы ничего совершенно не стоят.
Неожиданным оказался уже сам состав собравшихся. По рассказам и прежнему опыту Софи полагала увидеть с десяток-полтора более-менее экзальтированных учениц, окружающих учителя, пару мятущихся юнцов и некоторое количество определенного вида мужчин, с больным кишечником, в меру побитых жизнью, но все еще воображающих себе что-то в духе Михаила Лермонтова.
Собравшееся в гостиной общество составляли совершенно не те люди.
Софи, которую
Невысокий, коренастый юноша с восточным лицом разъяснял собравшимся главу из недавно изданной и уж наделавшей шуму книги своего дяди «О системе врачебной науки Тибета». С ним о чем-то спорил высокий, сухощавый, со следами недавно перенесенной лихорадки мужчина. Как после выяснила Софи, восточный юноша звался Осор Бадмаев и был племянником практикующего в Петербурге известного бурятского врача, а мужчина по фамилии Вельяминов являлся сотрудником Института Экспериментальной Медицины, который вместе с экспедициями, предпринятыми институтом для борьбы с чумой и холерой, объездил не только всю Россию, но бывал и в Индии, в Персии, в Манчжурии и в Китае.
Закутанная в шаль женщина с худым умным лицом беседовала с двумя коротко стриженными девушками о сравнительных аспектах женского медицинского образования в России и Германии. Софи поняла, что одна из девушек – студентка того самого института, о котором ее спрашивала Надя Коронина, и, разумеется, воспользовалась случаем, чтобы расспросить ее. В результате все три собеседницы сами заинтересовались экзотическим (в подаче Софи) образом таежной целительницы-самоучки и взяли с Софи слово, что она при первой же возможности снабдит их адресом этой удивительной сибирской женщины-врача.
В общем, столоверчением, вызыванием духов и принесением в жертву черных петухов в гостиной даже не пахло.
«Да, – решила про себя Софи. – Ирен все это, несомненно, могло заинтересовать. Но что ж здесь делала глуповатая и эмоциональная Ксения? Какова была ее роль? Сохла по красавчику Дасе? Давала деньги на содержание всего этого?»
Ее размышления были прерваны явлением сразу двух новых и, о неожиданность! – знакомых ей лиц. Первым оказался Константин Ряжский – удачливый промышленник из дворян (что, несомненно, являлось скорее исключением, чем правилом в общей картине капиталистического Петербурга), когда-то приятель Ефима Шталь, вроде бы порвавший с бароном после событий, касавшихся сводного брата Ефима – Михаила Туманова. Одно, весьма короткое, время Софи и Константин приятельствовали. Причем, нельзя было сказать, что Ряжский ухаживал за Софи. Скорее, это она стремилась привлечь его внимание. Потом, после всех историй с сапфиром, Ефимом и Тумановым, и замужества Софи, их отношения прервались.
Теперь Софи, естественно, удивилась, но и секунды не потратила на то, чтобы на манер графа Толстого порассуждать о пути исканий, приведшем Пьера Безухова к масонам (то есть Константина Ряжского в оккультный кружок Ачарьи Дасы). Она просто нешуточно обрадовалась и кинулась к нему.
– Костя, я так рада, что вы тоже здесь. Знакомый и заведомо здравомыслящий человек. Пойдемте сядем.
Константин Ряжский выглядел намного более пораженным встречей, чем Софи. Причем, если бы Софи хоть чуть-чуть пригляделась, то наверняка заметила бы не слишком положительный характер этого удивления.