Наваждение
Шрифт:
— Что ты делаешь? — прошептала Ники Алексею. — Это не принесет пользы ни тебе, ни мне!
— Не обращай внимания. Я хочу сказать тебе, что мне хотелось бы сделать, — пробормотал Алексей, улыбаясь в ответ на ее негодование. Сначала мне захотелось встряхнуть тебя… а потом, — он понизил голос, — обнять.
Ники не знала, что ответить. В обществе Алексея она по-прежнему чувствовала себя школьницей.
Фотографы оставили их в покое, он взял ее за руку.
— Пойдем, Никушка, иди за мной… — Он шел быстро, не давая ей возможности сказать ни слова,
Можно узнать, куда ты везешь меня? спросила она.
— В спокойное и уединенное место. Где мы могли бы поговорить.
Он быстро проехал небольшое расстояние до «Джефферсон-отеля», который находился в нескольких кварталах от Белого дома. Алексей провел Ники через холл в небольшой уютный отделанный деревом ресторан, который напоминал столовую в помещичьем доме. Метрдотель с уважением приветствовал Алексея и провел их к уединенному столику в углу. Это место сильно отличалось от тех, которые им были знакомы в Нью-Йорке, но оно, казалось, более подходило для Алексея зрелого, уверенного, с достойными манерами. Он заказал бутылку шампанского.
— Надеюсь, ты не возражаешь, — сказал он. — Я хочу выпить за судьбу… за то, что она вновь свела нас. Ники заговорила на нейтральную тему:
— Я рада, что ты занимаешься делом, о котором всегда мечтал, — заметила она. — Кардиология — это, наверное, очень интересно.
— Возможно, — ответил он, — но я выбрал ее по личным причинам.
Ники была озадачена. Раньше он не говорил о том, что особенно интересуется этой проблемой.
— По каким личным причинам? — спросила она.
Он посмотрел на нее так, будто перестал понимать английский язык.
— Ты должна знать… Ники покачала головой.
— Ты не знаешь, очень медленно произнес Алексей, как будто ставил сложный диагноз, — что Дмитрий умер от сердечного приступа?
Ники снова покачала головой, пораженная удивлением в его голосе.
— Это случилось сразу после того, как мы были вместе. Он собрался ставить пьесу в Канзасе, и они вызвали меня туда. Я пытался позвонить тебе, но ты не хотела говорить со мной…
Она все поняла. Даже Хелен пыталась ей сказать об этом, но она отказалась слушать, запретила ей говорить о нем.
— Прости, — сказала Ники, — жаль, что я не знала. Я должна была…
«Но какое это теперь имеет значение», — подумала она. Она была напугана взрывом этой страсти, боялась, что это приведет ее туда же, куда и других женщин ее семьи. Она думала, что этот страх теперь побежден, и тем не менее ей иногда казалось, что она невольно расхолаживает Уилла…
Алексей спросил ее о Хелен, и Ники сказала, что они перезваниваются и переписываются.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что меня такое не удовлетворит, — заметил Алексей. — Теперь, когда я опять нашел тебя, я собираюсь позвонить тебе — и очень скоро. Мы потеряли так много времени… — Он поднял бокал шампанского и прикоснулся к ее бокалу.
Ники молча присоединилась к его тосту. «Приятно, когда за тобой ухаживают», — подумала она.
— А теперь, — твердо сказал он, хотя глаза его смотрели на нее с нежностью, — я не могу не поинтересоваться причинами, которые привели тебя в Вашингтон. Объясни мне, что такая хорошенькая девушка, как ты, делает в стане противника по такому важному вопросу? Как ты можешь быть частью этой ужасной промышленности?
— Я никогда не думала, что табак приносит такой вред, — медленно произнесла она. — Просто его все выращивают в Виллоу Кросс. Я люблю мою ферму, Алексей, мне нравится место, где я живу. Мне никогда не приходило в голову, что я кому-то причиняю вред.
— Если бы ты поработала со мной хотя бы неделю, Ники, — сказал Алексей, то у тебя не осталось бы никаких сомнений. Прости, но я ненавижу сигареты, мое чувство столь сильно потому, что мне не хочется лечить пациентов, которые продолжают курить. Вокруг полно тех, кто хочет помочь себе, так почему же я должен пожертвовать своим драгоценным временем и ценной техникой ради тех, кто продолжает разрушать себя?
— Но что если люди не могут бросить курить? — спросила Ники, вспомнив Ральфа. — Если это слишком тяжело?
— Конечно, тяжело, — нетерпеливо согласился Алексей. — Никотин это тот же наркотик, так же, как героин. Но есть способы расстаться с этой привычкой. Все зависит от элементарного выбора: жизнь или смерть.
В кармане Алексея раздался сигнал. Он выключил его и, извинившись, сказал, что ему нужно позвонить.
— Моим пациентам нередко нужно постоянное внимание, — сказал он.
Через несколько минут он вернулся.
— Ты простишь меня? — спросил од. — Мне нужно уехать. Тебя подбросить куда-нибудь?
Ей хотелось подумать о событиях этого дня.
— Я допью свое вино, а потом возьму такси до аэропорта. Он кивнул.
— Но обещай мне, что я увижу тебя.
— Конечно.
— Спасибо, Ники, — Сказал он. — Еще раз прости меня. Он оставил на столе деньги и, наклонившись, быстро поцеловал ее.
Она улыбнулась. Его сожаление определенно было искренним, и тем не менее она могла сказать, что он был рад звонку.
— В следующий раз я хочу услышать о твоей работе, Алексей, — сказала она на прощание. Это так интересно, так важно.
— О да, Никушка, — ответил он, уже почти уходя. — Нет ничего более важного или волнующего, чем ремонтировать человеческое сердце.
Когда он ушел, она подумала: может быть, сама судьба послала ей Алексея, чтобы он починил ее истерзанное сердце.
Вскоре после того как она вернулась в Виллоу Кросс, в Конгрессе прошло голосование по вопросу о табачных субсидиях. Результат был отрицательным для фермеров: впредь больше не будет ни программы поддержки, ни невозвратных ссуд для фермеров. За табак, который не будет продан с аукциона, станут отвечать кооперативы. Фермам придется еще тяжелее, и табачные компании станут еще богаче.