Навеки проклятые. Цветок Инферно
Шрифт:
Тео призвал из сумки портсигар, закурил нервно прямо в комнате.
Дрянь какая. Зато мозги все еще прочищает получше доброй драки.
— Кори, — позвал он, осторожно укладывая руку на её колено, — то что мы… вместе, может тебе как-то навредить?
— Пока эта пародия на пояс верности болтается у меня на ноге, я в порядке, — отозвалась Кори, не без усилия подняв на него взгляд. — По законам Инферно, если уж Сайрус шляется по девкам, я тоже могу делать что хочу… до некоторых пределов. Другой вопрос, что Сайрус с этим может не согласиться. А мне вот совсем не хочется, чтобы он навредил тебе.
— Плевать я хотел на его согласие, —
И таки соврал — он хотел, чтобы Сайрус был не согласен, чтобы каждую минуту своей никчемной (а если понадобится — ещё и недолгой) жизни видел и знал, кого Кори выбрала добровольно.
— Что будет через десять лет?
Теперь настала очередь Кори нервно смеяться и затягиваться отнятой у Тео сигариллой.
— Мне стукнет тридцать, и Сайрусу дозволят на мне жениться. Естественно, я собираюсь отделаться от него раньше, но когда оно будет, это «раньше»? Бездна знает.
Новости одна другой краше. Тео покачал головой, потёр переносицу и уставился на собственные ноги. Всего на мгновение представив, как Кори, его Кори, оказывается в объятиях этого мудака, как отдаётся ему против воли, как…
Его Кори. Только его, без всяких условий и оговорок. Не то что представлять — даже думать о том, что между ними больше не будет умопомрачительных поцелуев, объятий, спаррингов, перетекающих в валяния на траве, было нестерпимо больно.
Нет уж. Они справятся. Придумают что-нибудь. На крайний случай, если всё сложится, можно будет уехать вместе на Солхельм. Спрятаться в горах, забыть о внешнем мире и грёбаных инфернальных законах. Пока об этом рано говорить, но что-то подсказывало, что легким студенческим романчиком их отношения не закончатся. Нет, Тео понимал, что сейчас, в его двадцать два, отношения — это не обязательно навсегда, чаще даже наоборот. Однако же себя без своей демоницы рядом уже не мог представить.
Он улегся вдоль спинки дивана и подтянул к себе Кори, прижал её голову к своему плечу.
— Ты не будешь разбираться с этим в одиночку. Обещаю. И сделаю что угодно, лишь бы вытащить тебя. Пока не знаю как, но придумаю. Мы вместе придумаем, слышишь? — Тео коснулся губами её макушки, вдохнул запах её шампуня. — Ты ведь моя, верно?
— Твоя, твоя, — Кори снова вздохнула. — Ума не приложу, на кой я тебе сдалась. От меня одни проблемы.
Тео погладил её по спине, прижал ещё крепче. Он понемногу успокаивался, хотя каша в голове стояла ещё та, заставляя дышать размеренно, на счет.
— Ты лучшая воительница академии, — наконец отозвался он, чуть отстраняя Кори от себя и вглядываясь в её лицо. Прихватил подбородок, огладил большим пальцем щёку и нижнюю губу. — И у тебя есть рога. И хвост. Я ведь всё ещё могу их потрогать?
Кори будто бы немного пришла в себя, и даже подарила ему эту свою улыбку, зловещую и до невозможного притягательную.
— Посмотрим на твоё поведение, Теодор.
Куда она там смотреть собралась — поди пойми. Тео вот будет смотреть только на неё. Обнимать её, целовать, просто быть рядом, несмотря ни на что. Валяться на диване, рассеянно поглаживая плечо и затылок.
Прошло какое-то время, прежде чем Кори, казалось бы, задремавшая, вдруг оторвала голову от его плеча и посмотрела своими невозможными глазами.
— Что? — поинтересовался Тео, внутренне подбираясь — неужели его ждет ещё какое-нибудь откровение, вот с таким времяпровождением принципиально несовместимое?
Но Кори покачала головой, вдруг улыбнулась мягко и ткнулась
— А у вас на Солхельме какие есть традиции? Ну там, договорные браки и вся эта мерзость… Просто интересно, у нас одних вся эта дичь в ходу или кто ещё страдает?
— На Солхельме? — переспросил Тео и вдруг рассмеялся. — Что? Нет, как ты это себе представляешь — выдать замуж Хель или Эйлиф без их согласия? Да и вообще у нас с этим строго, сама понимаешь.
Ещё бы не строго… многие века гренвудских набегов не прошли даром. Это сейчас Солхельм усилен имперскими войсками и имперской же кровью; прежде у островного государства не было никакого спасения от варварских полчищ. На море солхельмскому флоту не было равных, да и в открытых сражениях любой воин с островов стоил десятерых. Но гренвудцев было больше, они жгли их деревни, угоняли скот и похищали женщин — сильных, выносливых и с каплей дивной крови в жилах. Впрочем, они и по сей день не брезговали всё тем же самым — но теперь солхельмцы могли перебить ублюдков и вернуть женщин на родину. Правда, не всегда удавалось сделать это вовремя: многих успевали насильно выдать замуж и обрюхатить. Ну или замучить до смерти. Что и говорить, Тео всё это знал не только из учебников по родной истории — их семья тоже пострадала от северных соседей, пусть и косвенно. Говорить об этом, как и вспоминать он пока не желал, решив, что лучше поговорить о чем-то более отвлеченном. Хватит с них потрясений на сегодня.
Он обхватил руку Кори, потянул на себя, мягко поцеловал запястье.
— Кстати, браслетов у нас тоже нет. И колец. Вроде как мешают в бою, — на вопросительный (и самую малость поплывший) взгляд Кори он пояснил: — Когда находишься в пылу сражения, нужно думать только о враге. Да кому я рассказываю, ты и сама знаешь. А если у тебя будет что-то, связывающее тебя с твоим партнёром, станешь думать только о нём. О том, кто ждёт тебя дома. Или сражается с тобой плечом к плечу. Глупости, конечно, но на Солхельме считают дурным знаком забирать с собой на войну то, что напоминает тебе о доме.
— Что, совсем ничего? — полюбопытствовала Кори. — Нет, у меня, например, теперь на всю жизнь аллергия на побрякушки, но не у всех же так.
— Брачные руны есть, как-никак триста лет у Эрмегара в друзьях ходим, многие традиции переняли. Но вообще у нас нет брака в привычном понимании. Если два человека живут в одном доме, то они уже семья. Хотя, — Тео перевернул её ладонь, поцеловал в середину, — у нас есть очелья. Причём сделать их нужно своими руками. Девушки обычно плетут из толстых нитей или кожаных ремешков. Мужчина может выковать в кузнице или тоже сплести, но в этом случае кожу он должен добыть сам. Подстрелить оленя, освежевать, выделать его шкуру, чтобы она не была грубой… То ещё веселье, если подумать, — усмехнулся он, припомнив, как рассказывала мама историю их женитьбы с отцом. — У тебя бы вышло красиво, думаю.
— Без сомнения, — надменно фыркнула Кори, — и даже не пришлось бы терзать шкуру ни за хрен собачий убиенного оленя. За такую кучу лет ничего поцивилизованнее не могли придумать?
— Почему ни за хрен? — возмутился Тео. На Солхельме всяких духов природы не счесть: хочешь не хочешь, а будешь любить каждую травинку и животное. — Мясо на рагу и под засолку, рога для снадобий, даже кости перемалывают в муку и используют для удобрений. Ничего не должно пропасть даром, иначе ты не охотник, а убийца. Мы уважаем дары лесов и полей, и вообще поклоняемся дереву!