Навеки твоя
Шрифт:
Франсин посмотрела на стоявших вокруг нее людей. На их лицах она увидела удивление, граничащее с потрясением, и осуждение. Они осуждали ее не за то, что она была беременной и незамужней, а за то, что она отказала их любимому Лахлану.
Нервно глотнув, графиня гордо вскинула голову.
— Я — подданная английского короля, — сказала она. Ее возмущало то, что приходится давать объяснения. — Король Генрих хочет, чтобы после свадьбы принцессы я вернулась в Лондон.
— Ты уговаривал ее, когда просил выйти за тебя? Женщин нужно уговаривать, ласково и очень нежно.
Лахлан посмотрел на него испепеляющим взглядом.
Кейр сделал вид, что не заметил этого.
— Что ж, если ты ей безразличен, то я женюсь на ней, — заявил он.
Все родственники возмущено загудели.
— Ты придурок, Кейр, — прошипел Лахлан, стиснув от злости зубы.
Его брат обиженно посмотрел на своих родных.
— Я женюсь на ней для того, чтобы ребенок остался в нашей семье. Ведь вы этого хотите, не так ли? — спросил он. — Эта леди, похоже, все-таки испытывает какие-то нежные чувства к Лахлану. Но когда она познакомится со мной поближе, то поймет, что я намного лучше него. А мне все равно на ком жениться. Главное, чтобы девчонка была красивой. А леди Уолсингхем — настоящая красотка.
— Кейр, ты просто наивный дурак, — пожурил брата Рори, но не смог сдержаться и улыбнулся. — Ты смущаешь Франсин.
— Вот идиот! — воскликнула Рейн. Однако никто не понял, к кому конкретно она обращается.
В огромном зале неожиданно воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие с нескрываемым отвращением смотрели на маркиза Личестера, который шествовал по залу в костюме для верховой езды, пыльном плаще и сапогах. Злобно прищурившись и громко топая ногами, Личестер направился прямо туда, где стоял граф Кинрат. Родственники Кинрата не видели его и заметили, только когда он оказался в центре их небольшой компании.
— Я все знаю! — воскликнул маркиз. — Я все знаю!
Он подошел прямо к Франсин. Его черные глаза полыхали гневом.
Лахлан встал между ними и, упершись рукой в грудь Личестера, оттолкнул его.
— Что все это значит, черт побери? Вы несете какой-то бред, — сказал он.
Пристально глядя на Франсин, Личестер злобно оскалился.
— Я спрятал Анжелику в надежном месте, — сказал он. — Если ты сейчас не поедешь со мной, то больше никогда не увидишь ее.
— Где она? — пробормотала Франсин охрипшим от страха голосом. — Что ты сделал с моей девочкой?
— Она моя дочь! — рявкнул он. — Моя!
В зале поднялся невообразимый шум. Все возмущенно переговаривались, осуждая скандалистов, которые устроили безобразную сцену на глазах у царственных особ.
Король Джеймс и королева Маргарет сидели на возвышении в дальнем конце зала. Они о чем-то тихо беседовали, наблюдая за танцующими парами. Джеймс сделал знак своим охранникам, чтобы те привели к нему нарушителей спокойствия.
— Родди охраняет лошадей, — сказал Лахлан, положив руку на плечо Колина. — Возьми с собой Дункана и Алекса, поезжайте в наш городской дом и узнайте, что случилось с Уолли, Берти и остальными парнями,
Колин кивнул. Наклонившись, он сказал несколько утешительных слов леди Диане, которая весь день ходила за ним как пришитая, и в сопровождении Дункана Стюарта и Алекса Кемерона быстро вышел из зала.
Франсин, Лахлан, все его родственники и друзья прошли в противоположный конец тронного зала. За ними с перекошенным от злости лицом шел Личестер, сжимая рукоять своего меча.
— Подойдите ко мне, — сказал король Джеймс, кивком головы указав на английского маркиза. Он говорил спокойным, бесстрастным голосом, в котором слышались нотки недовольства. — Объясните, почему вы ворвались сюда, нарушив наше свадебное торжество.
Личестер неподвижно стоял перед королем, с презрением и злобой взирая на окружающих.
— Когда мы вернемся в Англию, леди Уолсингхем станет моей женой, — сказал он. Его голос дрожал от гнева и одновременно торжества. — Леди Анжелика, которую все считали ее дочерью, на самом деле является дочерью ее сестры Сесилии, которая умерла во время родов в Неаполе. Так как все мы — подданные английской короны, то я требую, чтобы это дело передали на рассмотрение в суд Нортумберленда или лично королю Англии.
— Это правда? — спросил король Джеймс, посмотрев на Франсин.
— Нет, — ответила она, чувствуя, как лихорадочно бьется ее сердце. Женщина сцепила руки в замок, чтобы они не дрожали, и пыталась сдержать слезы, которые застилали ей глаза. — Анжелика — моя дочь. Мы с маркизом не помолвлены. Я не давала ему никаких обещаний.
— Я прошу позвать моего кузена, герцога Нортумберленда, чтобы он подтвердил, что я говорю чистую правду, — сказал Эллиот Броум. Его голос разнесся звонким эхом в переполненном людьми зале.
Король Джеймс посмотрел на лорда Гарри Перси, который подошел к своему кузену, стоявшему возле тронного возвышения.
— Что вы скажете, ваша светлость? — спросил король. — Кто здесь говорит правду, а кто лжет?
— Я думаю, что это чисто английское дело, и его нельзя рассматривать, руководствуясь шотландскими законами, — ответил Нортумберленд. — Законность претензий маркиза Личестера должен установить суд магистрата Северного Йоркшира.
— Подождите! — крикнул Лахлан. — В этом споре участвуют не только английские подданные.
— Как такое может быть? — удивленно спросил король.
Лорды и леди наклонили головы, чтобы не пропустить ни одного слова из того, что скажет Кинрат.
— Леди Уолсингхем беременна. Это мой ребенок, а значит, он — шотландский подданный, — сказал Лахлан. — До тех пор, пока не родится младенец, леди Уолсингхем должна оставаться в Шотландии. Только так я смогу защитить свои права и права моего ребенка. Гак как маркиз не может доказать законность своих притязаний на леди Анжелику, то девочка должна остаться с матерью. Мать и дочь очень похожи, это видно с первого взгляда.