Навеки твоя
Шрифт:
— И что дальше?
— Дайте нам возможность работать. Хорошо, что вы собрали деньги. Завтра, как они и потребовали, вам нужно будет пойти на набережную. Вы будете под наблюдением. Если что-то пойдет не так, наши сотрудники вмешаются. Мы надеемся, до этого момента нам удастся установить, где находится ребенок.
— Если нет, я больше ничего не скажу, — предупредил Эмиль.
— На сегодня мы закончили… Отдохните перед важным днем. Вас отвезут в гостиницу. Вы сделали все, что могли.
Нас везли на заднем сиденье. После многочасового допроса я чувствовала себя
Гостиничный номер был недорогим. От плохого освещения болели и слезились глаза. С порога я подошла к окну и взглянула в светлеющее на востоке небо. Несмотря на безумную вымотанность, я абсолютно не хотела спать и знала, что не усну.
За спиной хлопнула дверь и я обернулась. Эмиль двигался медленно, как старик. Мы встретились глазами и мне стало больно, когда я увидела, в каком он состоянии. Его словно мельничные жернова перемололи. Постарел лет на десять.
Он сел на кровать, застеленную дешевым покрывалом, и я пристроилась рядом. Положила на сгорбленную спину руку. Эмиль без эмоций смотрел в пол, а я… я не знала, что говорить. Что горжусь им? Так банально… Что благодарна? Что я его люблю?
Я не могла перебороть внутреннее безмолвие, но нужно что-то сказать. Нужно… Потому что вечером ему идти на набережную с сумкой в руке и с отслеживающим браслетом на запястье, а дальше его ждет в лучшем случае арест. У нас несколько часов на сон. А от разговоров болит голова.
Меня окутывали разные чувства. Облегчение, наверное, смирение. Ведь все действительно кончено. Не вообще, а между нами и с нами. Взаимная жертва спасет жизни нам и нашему сыну. А мы и так разрушены — уже не жаль. Эмиль горячо поцеловал мою руку, и я погладила губы — заслуженная нежность к отцу моего ребенка. Хороший мой, хороший, родной…
Вслед за пальцами Эмиль поцеловал меня в губы. Невинно, как невесту перед брачной ночью. Наши чувства стали другими. Стали слепым удовольствием, похожим на ровно горящее пламя. И сильнее всего я пожалела, когда он заставил меня лечь на спину, что они преобразились так поздно… За пять минут перед расставанием.
Глава 41
Несмотря на поцелуй и то, что он уложил меня своим напором, у Эмиля и в мыслях не было мной овладеть. Приподнявшись на локте, он завис, рассматривая лицо. Впитывал каждую деталь, как воздух. Так хорошо… Пронзительно, тоскливо, но хорошо. Эмиль гладил и перебирал длинные волосы, облаком раскинувшиеся вокруг головы. Любовался.
Мы ведь были друг для друга.
Я точно теперь знаю. Друг для друга, чтобы жить, дышать, даже когда нет смысла. Вопреки всему. Менялась наша жизнь, наши отношения — все, что было. Как две куколки, мы перерождались: после нескольких часов в гостиничном номере начнется новая жизнь. Никто не знает, хорошей или плохой она будет, но точно разрушит прошлое.
— Маленькая.
Шепот. Пробирающий, хриплый. Эмиль закрытый, любит держать в себе. Но я поняла, что сейчас он в том же состоянии: хочет что-то
Он поцеловал меня над артерией — пульс забился у него во рту. Эмиль чувствовал, как меняется сердечный ритм, мог ртом попробовать эмоции. И мне хотелось еще и еще этих несексуальных, пронзительно-тоскливых ласк. Я не с первого раза поймала губы, целуя в ответ. Но когда сумела, распробовала его язык, нежность быстро разгорелась в нечто большее. Разрушающая вспышка, которая поможет нам сгореть до конца.
Мы одновременно начали раздевать друг друга. Я расстегнула его сорочку, он — мою блузку и мы прильнули друг к другу, покрывая безмолвными поцелуями. Горячее тело пахло сталью и мускусом. Эмиль приподнял меня за талию, раздевая безвольное тело. Это была чистая импровизация, спонтанный секс.
Он поднял меня выше и я утонула в мягком матрасе. Эмиль приподнялся, расстегивая брюки, пока я наблюдала за ним, сгорая от предчувствия, что этот раз будет особенным.
Это была первая близость с тех пор, как он узнал о моем романе с Андреем. Я думала, если такое и случится, он будет брать меня грубо, чтобы доказать, что я его, собой стереть чужое присутствие. Но на самом деле… На самом деле это перестало иметь значение. Ноль. Пустота. Новое начало. Эмиль как будто забыл, что у меня кто-то был. А я забыла, какую боль он заставил меня прожить.
Он расстегнул ширинку и раздвинул мне ноги, вклиниваясь между ними. Я слабо охнула, когда бедра вжали меня в постель, но Эмиль не вошел в меня, и я не понимала, чего он ждет. На руках привстал и смотрел сверху вниз, заставляя меня трепетать. Не только от страсти. Это был человек, любовь с которым началась с боли. Он много ее причинил и столько же доставил удовольствий. Любовь Эмиля, жизнь с ним, и есть боль. Стоило ли удивляться, что смерть оказалась еще большей болью? И я много ее причинила. Мы друг друга разрушили и возродили — каждый по-своему…
Эта заминка была нужна, чтобы он мог насладиться, как я под ним извиваюсь, впиваясь ногтями в плечи. Он хотел видеть, как я к нему стремлюсь. Ощущаю влагу между ног, сладко ерзаю, пока я не забросила руки назад, ухватившись за обрешетку кровати, и не выгнулась, предлагая себя.
— Эмиль… — попросила я, сладко жмурясь от ноющей приятной тяжести внизу живота. Короткое время, что нам осталось, вот-вот истечет. Вот откуда взялось это чувство, заставляющее меня ластиться, как кошке, к своему мужчине. Умолять его, задыхаясь от желания.
Я удобнее уперлась ногами и подалась навстречу — мне хотелось стать к нему еще ближе. Только тогда он оборвал мои мучения: вошел в меня живой, горячий и его не волновало, что между нами нет преград. Предохраняться было нечем. Он считал себя моим мужем, что бы там ни было… Перестало это и меня волновать: зачем это, если сейчас я могу потерять всю семью уже через несколько часов? Это было наше все: мы выбирали друг друга, прощали, любили. Все эмоции, что в нас были, мы вложили в эту близость.