Навеки твоя

Устинова Мария

— Принесите вещи! — крикнул Олег в коридор.

Вскоре принесли одежду и сумку с деньгами. Ту самую, которую мы набивали долларами на одной из квартир. И одежда оттуда: серый костюм, свежая сорочка. Нас оставили наедине. Эмиль одевался в тишине, сосредоточенно и быстро. Я не могла стоять на месте и сама не заметила, что начала кусать кулак.

Он застегнул манжеты, набросил пиджак и по привычке провел под полами, словно прятал кобуру. Сегодня ее на Эмиле не было. Словно не зная, куда себя деть, он остановился у окна, плотно сжав челюсти.

— Ствол

забрали, — зло сказал он, — иду один, как голый. Голубь мира, твою мать.

Внешне он был сдержан, но внутри бесился. Что его прогнули, отобрали пушку и ему придется довериться тем, с кем раньше конфликтовал. На сделку он пошел под давлением и, хотя, криминал никогда не был его родным делом, законопослушным Эмиля тоже не назовешь. Он вне этих рамок: только за себя и за собственное эго.

— Это ради Эмиля, — напомнила я дрожащим голосом, мне казалось, он меня обвиняет. Моя идея пойти на сделку. Но они ведь нашли маму… вдруг и сына найдут или похитители возьмут выкуп? Ведь мама осталась жива!

Муж долго молчал, а затем обернулся.

— Все к лучшему, Дина, — неожиданно отрезал он. Солнце отразилось в светлых глазах, подчеркивая их глубину и отсутствие жизни. — Не жалей. Ты все правильно сделала.

У него были напряженные скулы, жесткая морщина между бровей и горько сжатый рот. Лицо любимого мужчины. Мы смотрели друг на друга еще секунду, прежде чем распахнулась дверь и гостиничный номер наполнился гомоном. Пора готовиться.

На руку Эмилю надели браслет слежения и проинструктировали: остановиться на условленном месте, ждать, не вступать в контакт. Он слушал их холодно, с отстраненным видом преуспевающего бизнесмена. Когда они закончили, он поднял с пола сумку. В сочетании с дорогим костюмом и белой сорочкой, она смотрелась странно.

Я крутила в голове одну и ту же картинку: Эмиль стремительно идет по набережной. В толпе его — высокого мощного блондина — будет видно издалека. У них немного поводов выманивать Эмиля. Все в этой комнате не подавали вида, но знали, что не деньги им нужны… Бессонов хочет убрать последнего свидетеля.

Но вопреки всему я надеялась: ребенка забрали, чтобы отвезти на выкуп.

— Идемте, — Питерцов направился к двери.

С сумкой на весу муж подошел ко мне.

— Прощаться не будем, — сдержанно сказал Эмиль, глядя в глаза.

Я кивнула, ответив твердым взглядом. Не будем. Не будем целоваться на глазах у всех. Не будем говорить ласковых слов. Мы это ночью сделали: теперь это наше таинство. Глядя ему в глаза, я бережно убрала прядь волос со лба Эмиля и это была единственная нежность, которую я себе позволила.

Печатая шаг, он вышел в окружении полиции, оставив меня в пустом номере. Через десять минут за мной пришли, чтобы отвезти к маме.

Она ждала меня в кабинете и вскочила со стула, как только я вошла.

Я окинула ее взглядом: растянутая трикотажная кофта, которая не сочеталась с черными строгими брюками, была явно не ее. Волосы растрепаны, на лице несколько

ссадин. Лицо страдальческое, но это больше шок, чем травмы. Когда она меня обняла, руки были холодными и исцарапанными, словно она пыталась освободиться.

— Прости меня, доченька, — завыла мама, словно она виновата, что ребенка унесли. — Не уберегла, прости…

Рыдая, мы обнимали друг друга. Мама гладила меня по спине, но больше это не успокаивало, как в детстве. Как только нас оставили одних, я оторвалась от ее плеча.

— Расскажи, что произошло, — тихо попросила я. — Что случилось в дачном домике?

— В домике… — мама всхлипнула и сосредоточилась, взгляд стал сфокусированным. — Нас вчера туда привезли. Говорили, твой муж заплатит и нас отпустят. А сегодня пришел мужчина и ребенка из рук вырвал, меня связал и ушел…

Она снова начала давиться плачем.

— Ничего не сказал?

Мама затрясла головой. Я вылавливала из речи слова и картина прояснялась: мама должна была ухаживать за младенцем, как они сказали, и помалкивать. Она даже не знала, сколько человек охраняет их снаружи. В комнате она была одна. Не слышала ни стрельбы, ни разговоров. Просто в один момент вошел мужчина, попытался забрать малыша, а когда она кинулась на него — свалил на кровать, связал и сунул кляп, чтобы не орала.

— И все? — я не верила своим ушам. — Просто связал?

С остальными не церемонились, перестреляли всех, а маму оставили живой. Почему, если заметали следы и убирали свидетелей похищения, как решили следователи? Они даже своих убили! Правда планировали вернуться за заложницей или…

— Тише, мама! — я сглотнула, боясь следующего вопроса. — Как он выглядел?

По ее лицу пробежала тень. Она хорошо меня знает. Сейчас у меня было проникновенное лицо, тихий голос и необычно твердый взгляд. Мама меня не узнавала. Догадалась, что я не просто так спрашиваю.

— Высокий… Молодой… Жуткий, Дина, как сумасшедший, — она горько заплакала в пухлую ладонь, представляя рядом с чудовищем нашего кроху. — Лицо страшное. Не знаю, как описать… Они показывали фотографии каких-то людей, его там не было.

Я отпустила ее плечи и выпрямилась. Показывали ей, скорее всего, людей Бессонова, телохранителей, может быть сотрудников. Но полиция знает далеко не все. Я прижала палец к углу рта.

— У него был здесь изъян?

Глава 43

— Было лицо кривое… — мама недоверчиво смотрела на меня. — Будто после инсульта.

Это мой любовник, мама. Я упала на стул и беззвучно разрыдалась в ладони от облегчения, внезапного, как сходящая лавина. Если это Андрей — малыш в безопасности. Главное, не у Бессонова в руках!

— Кто это, дочка? — мама подалась ко мне, в голосе появились грозовые нотки, когда она поняла, что я что-то скрываю. — Ты его знаешь?

За дверью раздался гомон — к нам вот-вот войдут.