Навеки Ваш, или Не поминайте лихом!
Шрифт:
Тогда в разговор чинно вступила Екатерина Марковна. И никто не заметил, как мое бедро постиг аккуратный ее предупредительный щип:
– А вы в каком районе города обосновались?
Елизавета Юрьевна, уже прокашлявшись, махнула рукой:
– В отеле «Ремезов», но временно. Пока Энд два дня пропадал в пригородных цехах, я искала в Тюмени достойные апартаменты. Но… - и она скривила свои идеально очерченные карандашиком губы.
– А погодите! – оживилась наш главный бухгалтер. – У меня в доме двумя этажами выше как раз сдаются. Там моя знакомая раньше жила,
– А-а, - только и успела открыть Елизавета Юрьевна рот.
– Микрорайон «Европейский», инфраструктура своя, речка рядом.
– Мы посмотрим, - кивнул, почему-то рассматривая мою правую мочку, директор.
– А по поводу примы, - не унялась Екатерина Марковна. – То есть, досуга. Ну, он ведь у вас будет? – вот только не надо их в гости на пельмени, я вас умоляю! – Театр наш! – и мое мысленное благодарное «уф-ф». – Ульяночка, какой спектакль ты хвалила мне сегодня? За билетами на него собиралась вечером съездить?
– «Только для женщин».
– Точно! – хлопнула в ладоши эта неугомонная дама. – И еще говорила, там эксцентрика намечается - мужской групповой стриптиз.
– Да? – слово у него любимое это что ли?!
– Да, - ничуть не смутившись авторитетно ответила я. – В финале будет целое шоу. Но, главный сюжет: завод закрыли и мужчинам некуда податься работать. Безвыходная ситуация.
– То есть стриптиз спасает им жизнь?
– В каком-то роде он вполне это может.
Да что ж ты привязался к этому стриптизу? И я бы вполне с самим тобой в главной роли его посмотрела… О чем я думаю?.. И к чему этот странный румянец?
– Мы посмотрим.
– Посмотрите, – и что у меня там на правой мочке такого? – А я, пожалуй, пойду.
Я пошла. А стыдно мне стало примерно пятью минутами позже, когда я, минуя вечно распахнутую дверь бухгалтерии и парочку болтающих уборщиц, проскакала по лестнице на третий начальственный и вечно тихий этаж… Вот он, мой наглядный позор на стене: три статейки про праздники в декабре, упражнения для глаз (специально для Сидора Матвеевича) и моя личная кривая иллюстрация-схема «Ваши действия при сработавшей пожарной сигнализации». Я нещадно сорвала жесткий ватман, и быстро скрутив его, развернулась:
– Матерь всех бобров!
– Кто? – изумился Андрей Максимович в каких-то сантиметрах от моей испуганной физиономии.
– Да тут одна есть. Водится.
Вот! Вот тогда я и пошла этими бурыми стыдливыми пятнами.
– А со стены вы что сняли, Ульяна Дмитриевна? Я еще не изучил все особенности эвакуации при пожаре, а вы уже…
– Схемы есть на каждом из трех этажей. И мне снова пора.
– Бегите, – толи вздох мне в спину, толи насмешливый хмык его я все же расслышала.
И не надо было снова оглядываться! Ну подумаешь, вновь взглядом буравит. У него невеста есть. А ты дура, Ульяна. «Матерь всех дураков»!
Однако, полную глубину своей «дурости» я постигла чуть позже, и уже будучи дома…____________________________________________Продолжение истории 12 декабря...А пока автор усердно его
Глава 5
Пельмени надо стряпать с душой. Понятие это у троицы моих бабушек означает: сбор сплетен, галерею из милых воспоминаний и глинтвейн с валокордином. В последние два года, правда без валокордина, потому что напиток я готовлю на соке. Да, ответственная за глинтвейн теперь я. А во всем остальном – на скромном подхвате.
И ни одну из этой троицы не волнует вопрос: кто ж приготовленные пельмени будет потом поглощать? Традиция у нас! Она процветает еще с тех времен, когда семьи были гораздо моложе и больше. Хотя… год назад произошел вопиющий случай – я забыла закрыть на лоджии, где замораживались пельмени, окно. На ночь. Ну и утром тоже не вспомнила. И городские голуби (которые не в курсе, что они «птицы-не хищники») склевали и обтоптали треть армии наших первосортных пельменей. Бабушка, выглянувшая из-за моего плеча через порог лоджии, тогда всего секунду молчала. А потом хмыкнула рассудительно: «Все равно нам столько их не съесть». И ушла… «Уля! Ты окно-то закрой все-таки!»
Сегодня под россыпи муки, стук скалки и бряканье ложек пельменная традиция блистала в полную свою мощь:
– Ульяночка?
– Что, Клара Игнатьевна?
– А меня очень заинтриговал этот спектакль. Как его?..
– Почти эротика, - стукнула в очередной раз скалкой моя бабушка, на что ее археологическая подруга усмехнулась, разглядывая полуготовый пельмень:
– Ну, для кого-то эротика… а для некоторых уже «история средних веков».
– Ульяночка?!
– Что, бабушка?
– А ты помнишь, как Клара Игнатьевна величала своего последнего, третьего мужа?
Вот как не хочется влезать в эти их патриархальные байки!
– А я помню! – помахала ложкой, и хорошо, что без фарша Екатерина Марковна. – Она всегда звала его «дорогой».
– А почему, а? – пылко воскликнула моя бабушка, вскинув вверх скалку. – Да потому что имя его она забыла сразу же после сочетания!
– Аха-ха-ха-ха-хаха! – в три звонких голоса на всю нашу квартиру.
И так целый вечер, посвященный чтоб ее, пельменной традиции. Пока оная, вдруг, не приобрела совершенно иной окрас:
– А вот наш новый директор, я вам скажу… Ульяна?
– Екатерина Марковна, – развернулась я от кастрюли с глинтвейном.
– мне двадцать два года, и я никуда не уйду!
– Да что ты?
– Ну и, «новый директор»?
– Мариша, он чистая эротика и есть!
У меня рот самопроизвольно открылся и тут же захлопнулся. Лишь изумленное мычание вылетело. А самый авторитетный на «Сибирском моторе» специалист хитро так улыбнулся:
– Привлекательный, умный и чувствуется эта самая их порода.