Наводнение (сборник)
Шрифт:
— Ермолин.
— Несколько дней назад Лидия Васильевна показала мне «амбарную книгу», в которой записаны все сотрудники кооператива. И те, кто уволен или умер. Мне бы хотелось еще раз на нее взглянуть.
— Лидия Васильевна у нас не работает, и про такую книгу я слышу впервые.
— В том сейфе она лежала, — Владимир бросил быстрый взгляд на стенку, за которой был спрятан сейф.
— Нет там никакой книги. Можете глянуть.
«Наверное, и нет. Люди здесь собрались серьезные». — Фризе вспомнил, что, просматривая картотеку и листки по учету кадров, не обнаружил там и Лидии
— На какую же работу перешла Зеленкова?
Ермолин не удосужился ответить, развел руками.
— Домашний телефон, адрес — что-то же у вас осталось?
— С глаз долой, из сердца вон, — нагло усмехнулся Андрей Андреевич. — Все учетные карточки на тех, кто уходит, уничтожены.
— Это поправимо, — улыбнулся Фризе и встал. — Подруги, знакомые… Человек не иголка. До встречи! — Он повернулся и услышал, как новый кадровик бросил ему в спину:
— Поберегся бы, прокурор.
Фризе резко обернулся. Ермолин, наклонившись над столом, подравнивал стопку анкет, которые только что просматривал Владимир.
На домашний завтрак времени уже не оставалось. Фризе оставил машину в переулке и прошелся до единственного в Москве «Макдональдса». Приятным сюрпризом было отсутствие километровой очереди. Здешние завтраки москвичам теперь стали не по карману.
Еда в этой дорогой забегаловке вполне оправдывала рекламу: мясо — свежее, чипсы — хрустящие. Кофе — не слишком, но ароматен. Фризе не однажды заглядывал сюда — и один, и с Бертой, но старался не распространяться об этом на работе. «Макдональдс» для младшего советника — удовольствие не по карману. Не станешь каждому объяснять, что финансовая независимость досталась Владимиру по наследству.
В прокуратуру он приехал к началу рабочего дня и первым делом взялся за телефон. Три справки хотелось получить срочно: адрес или телефон Степанкова и Зеленковой, сведения о том, не служил ли в органах внутренних дел Ермолин и куда улетел сегодня утром глава московской администрации. Если улетел не один, то кто входил в состав «сопровождающих его лиц»? Если пойти обычным рутинным путем, пришлось бы писать запросы, которые томились бы в канцеляриях, уходило бы драгоценное время. Но Фризе обладал свойством располагать к себе людей добрым юмором и готовностью оказать поддержку товарищу. И такие товарищи имелись у него почти во всех учреждениях города. Со многими он встречался раз или два, но его почему-то хорошо помнили и всегда откликались на просьбы.
Через два часа Фризе уже знал, что глава администрации улетел заключать контракт на поставку в Москву медикаментов, а заодно прочесть несколько лекций в университетах Лозанны и Цюриха. Вместе с ним улетели — его личный помощник Сушкин и московский бизнесмен Грачев. Располагал теперь Фризе телефоном и адресом Зеленковой, и сведениями о том, что капитан милиции Ермолин служил в одном из районных отделений города, получил «служебное несоответствие», был переведен на работу в вытрезвитель. За обирание «клиентов» уволен из органов. Выслушав это сообщение от приятеля с Петровки, Фризе не без внутреннего самодовольства усмехнулся: «Мы, гражданин Ермолин, тоже не лыком шиты. Глаз — алмаз». А вот со Степанковым, как и ожидал Владимир, произошла осечка — точного
— Тебе, часом, не Генеральный прокурор России нужен? — съехидничал товарищ с Петровки. — Тоже ведь Степанков!
Набирая номер телефона, Фризе мало надеялся застать пышнотелую инспектрису дома — если ее так скоропалительно уволили, то у нее одна забота: отыскать новое место под солнцем. В том, что «солнце» кооператива «Харон» пригревало хорошо, Владимир был уверен. Вопреки ожиданиям, в трубке прозвучало знакомое ленивое контральто: — Але?!
— Здравствуйте, Лидия Васильевна. Вас приветствует знакомый следователь прокуратуры…
Вместо ответа он услышал короткие гудки. Фризе снова набрал номер. Бывшая инспектрисса ушла в глубокую оборону — просто не брала трубку. Измором ее взять не удалось.
После обеда Фризе позвонил Мавриной — ее телефон тоже молчал. Он снова набрал номер Зеленковой. Она еще не успела закончить свое ленивое «але», как Владимир доложил, что вызывает ее в прокуратуру повесткой и посылает за ней милиционера. Неплохой способ припугнуть честного человека. И на Зеленкову этот способ подействовал. Во всяком случае, она сказала:
— В «Хароне» я больше не работаю.
— Во время нашей встречи я заметил, что у вас феноменальная память.
— Память как память, — отозвалась женщина, но голос ее стал мягче. Лесть, такой ключик, который подходит ко всем замкам.
— Вы, конечно, помните, в каком месяце Степанков получал удостоверение?
— Точную дату не вспомню, два года прошло. По–моему… — тут она словно язык проглотила. Она почувствовала, что опять проговорилась, и не могла придумать, как следует поступить.
— Лидия Васильевна, вспомните! В той «амбарной книге», что вы мне показывали…
Про «амбарную книгу» ей были даны строгие инструкции. Она твердо заявила:
— Никакой книги я вам не показывала!
— Ну как же, тетрадь в клеточку? Я из нее выписки делал.
— Не показывала! Не могла показывать! У нас не было такой книги.
— А если я ее сфотографировал?
Похоже, что Лидия Васильевна не услышала нового аргумента:
— Не было никакой книги! Можете меня вызывать хоть с милиционером, хоть с овчаркой. Я на суде на Библии поклянусь! — В ее голосе появились истерические нотки и Фризе положил трубку. Женщину так запугали, что начни ей жечь пятки, она все равно будет кричать, что никаких списков работников предприятия она не вела.
ГЛАВНОЕ — ЧТОБЫ ОСТАТЬСЯ
Он откинулся на спинку кресла и смотрел в окно. Снег все сыпал на город и мрачный брандмауэр соседнего дома лишь угадывался за белой пеленой. «Сыпал бы не переставая неделю, — думал Фризе. — Занесло бы сугробами улицы, встал транспорт, люди не высовывали носа на улицу. Сидели по своим квартирам жулики и воры, милиционеры и младшие советники юстиции. Замолкли бы телефоны…»
На подоконник прилетела синица — пухленький серо–зеленый комочек. Она повертела головой и требовательно застучала клювом в стекло. Владимир подкармливал синиц семечками, покупая их в подземном переходе на Тверской.