Наводнение (сборник)
Шрифт:
— Конечно. Мне Маврин похвастался, он знал, что я люблю пивко. Отозвал в сторону — еще застолье не началось, народ клубился по дому — и сказал: «Иди на веранду. Там в углу, под газетами, — пиво. Можешь провести дегустацию, но только одну банку. Банку унеси, сунь себе в пальто, что ли!»
— Ну и…?
— Я все исполнил в лучшем виде. — Василий улыбнулся. — Чтобы не закосеть, пиво надо пить перед крепкими напитками. Иначе — «ерш»!
— Сколько банок было в упаковке?
— Много. Я не считал. Выдернул
— А банка?
Лис смутился:
— С банкой я поступил опрометчиво. Швырнул в сад. А что было делать, на веранде народ появился — курить мужчины вышли. Карманы брюк узкие. Вот и швырнул.
«Понятно, что за банку я нашел», — подумал Фризе.
— В тот день не заходили в кабинет Маврина?
— Заходил. Это в самый разгар веселья было. Мне надо было позвонить. Я спросил у Маврина. Он сказал, чтобы я звонил из кабинета и попросил отбуксировать туда пиво. Незаметно, пока народ галдит и супруга отвлечена: «Засунь в комод и прикрой газетой». Вот что он мне шепнул.
— Операция прошла удачно?
— Вполне. Я эту упаковку в газеты завернул и понес как свадебный пирог.
— Все банки были на месте?
— Даже слишком.
— Как это понимать? — насторожился Фризе.
— Я же одну выдернул? Так? Выпил и выбросил. А когда за упаковкой пришел — ни одного гнездышка свободного.
— Вы пересчитывали?
— Чего пересчитывать?! — удивился Лис. — Количества не знаю, но гнезда свободного не было.
— У вас нет никаких объяснений этому?
Лис внимательно посмотрел на Фризе и еле заметно улыбнулся:
— Правдоподобных объяснений может быть много, а правды я не знаю. Разве Маврин умер не своей смертью?
— Маврин умер от сердечного приступа. Можно назвать это «своей смертью». Но одна банка «Туборга» была с отравленным пивом.
— Значит, я мог…
— Могли бы, выпив банку, когда несли упаковку в кабинет.
— Какая была умница моя мама. Она приучила меня ничего не брать без спроса. И вы думаете, что лишняя банка… Ну, не Борисов же? Исключено!
— Я тоже в этом уверен, — подтвердил Фризе. — И вы — его главное алиби.
— А мое алиби?
— У вас алиби нет. — Заметив, как опрокинулось лицо поэта, Фризе засмеялся. — Отсутствие алиби иногда сильнее, чем все алиби на свете. Не переживайте. Кому вы звонили из хозяйского кабинета?
— Жене. Она простудилась и не могла приехать.
— Вот и хорошо. Вернемся теперь к пиву. Не видели ли вы кого-то из гостей, кто подходил к тому месту, где лежала упаковка с пивом?
— Да нет. На веранде курили мужики. Домраба там постоянно появлялась, хозяйка. Вся закусь была на холодке сосредоточена. Такое благоухание!…
На прощание Фризе спросил:
—
Лис вспыхнул, как маков цвет.
— Знаете? — чувствовалось, что он приятно удивлен.
— Да.
— Криминальных не пишу. Танки, русские танки и преступление — несовместимы. Эх, хотел я свою книжку взять, но подумал: неудобно. Вроде взятки.
— Про пиво… — Фризе приложил палец к губам и Лис ответил таким же жестом.
Допросы шли один за другим. Когда он допрашивал Убилаву, заглянула Маргарита. Заговорщицки подмигнула и помахала ключом от сейфа. Фризе подставил ладонь и вместе с ключом обрел всю недавно утраченную власть.
— Шеф просил, когда освободитесь, загляните, — сказала Маргарита.
Разговор с писателем продвигался у него туго. Вписывая в протокол паспортные данные, Фризе спросил о гражданстве.
— Абхазия, дорогой. Надо понимать.
Для первого раза Владимир простил ему «дорогого», сделал скидку на темперамент.
— Чего ты меня спрашиваешь о всякой хурде–мурде?! Открой любую мою книгу — там полная биография. — Убилава прикрыл лоб большой ладонью, как будто от вопросов у него началась мигрень.
— Гражданин Убилава, — мягко, но отчетливо сказал Фризе, — мы с вами детей не крестили, на брудершафт не пили, рано еще на «ты» переходить.
Убилава набычился, крупное его тело напряглось, лицо закаменело. Он нескончаемо долго молчал, уставившись на Фризе недоуменным взглядом. Владимир даже забеспокоился: «Вспоминает, не пили ли мы с ним на брудершафт?»
Ничего не вспомнив, Убилава сказал:
— Какая женщина вдовой осталась!
— Да, — согласился Фризе. Надо было налаживать отношения со свидетелем.
— На такой женщине и ты бы… — Убилава осекся и опять долго молчал. Махнул рукой, так и не закончив фразу. Наверное, местоимение «вы» не входило в его лексикон.
— На юбилейном вечере у Маврина вы пиво пили? — спросил Фризе. Ему хотелось, чтобы Убилава сказал: «пил». Тогда ему можно было подкинуть информацию о том, что одна из банок была с отравленным пивом. Почему-то у Фризе сложилось впечатление, что если этого заторможенного свидетеля слегка напугать, он начнет соображать быстрее и многое может вспомнить.
— Не знаю, — сказал Убилава.
— Не помните?
— Не помню, не знаю, ничего не слышал, не видел, не, не, не. Все «не». Такая женщина! Соски сквозь кофточку темнеют, как вишенки! Если бы не дети в Сухуми… — он подумал и добавил: — И в Гагре. Ей–Богу, женился бы! Ты можешь меня понять? Видел я что-нибудь кроме нее?
— Не видел, — согласился Фризе и отключил магнитофон.
— Вот видишь?! Только она не согласится. В Сухуми дети. В Гагре дети.
— Что ж, желаю успеха. Попытка не пытка.