Навсегда разделенные
Шрифт:
«У нас». Это самое прекрасное «у нас», какое я когда-либо слышала. «У нас есть ибупрофен?»
— У меня точно нет. А у тебя в каких-нибудь коробках?
— Да, в коробке с надписью «Ванная».
— Это хорошо. Сейчас вернусь.
Я чмокнула его в лоб и ушла в гостиную. Пробежавшись взглядам по коробкам в комнате, я нашла нужную. Она стояла под грудой других тяжелых коробок. Мы ее выгрузили одной из первых. Пришлось передвинуть коробку за коробкой, чтобы добраться до нее. Внутри же оказался целый лабиринт. Через целую прорву времени мне
Скривившись от боли, Бен слегка приподнял голову и поблагодарил меня.
— Не за что, — ответила я.
— Элси, — почти простонал он.
— Да?
— Тебе придется самой вернуть грузовик.
— Без проблем, — сказала я.
Честно говоря, меня совсем не прельщала мысль о том, чтобы проехаться на грузовике по пробкам Лос-Анджелеса.
— Тебе это… нужно ехать прямо сейчас. До возврата осталось всего двадцать минут. Прости! Я не знал, что ты так долго будешь искать ибупрофен.
Я вскочила и быстро надела джинсы.
— Где ключи?
— На переднем сидении.
— Куда ехать?
— На автостанцию «Ланкершим и Риверсайд».
— Это в долине?
— Там самый дешевый прокат! Я взял грузовик по дороге с работы.
— Ладно, ладно. Я пошла. — Я поцеловала его в щеку. — Ты тут в порядке без меня будешь?
— Да, не волнуйся. Но на всякий случай принеси, пожалуйста, мой мобильный.
Я положила его телефон у постели и направилась к двери.
— Эй, — позвал Бен. — На ужин что-нибудь купишь?
— Конечно, куплю, — отозвалась я. — Геморройчик ты мой.
СЕНТЯБРЬ
Сьюзен появляется на моем пороге ни свет ни заря. В руках у нее упаковка бубликов со сливочным сыром и пакет апельсинового сока, подмышкой зажаты сложенные картонные коробки.
— Я подумала, что легкая закуска нам не помешает, — поясняет она, заходя ко мне домой.
— Очень кстати, — отвечаю я и уношу еду в кухню. — Сначала по бублику?
— Почему бы нет. — Голос Сьюзен тих и раздается рядом со мной, хотя я ожидала услышать его из комнаты.
Я кладу два бублика в мини-духовку, и мы со свекровью идем в гостиную. Сьюзен внимательно осматривает комнату в поисках вещей, которые могли принадлежать Бену. Они ее интересуют не только потому, что она пришла их собрать, но и потому, что это вещи ее умершего сына.
Звякает тостер. Я возвращаюсь в кухню и, обжигая подушечки пальцев, вытаскиваю горячие бублики. Положив бублики на тарелку, суматошно трясу пострадавшими руками в попытке унять боль. Чем это может помочь — не знаю, но так как делаю это чисто инстинктивно, то может, смысл в этом непонятном действе какой-то есть. Сьюзен спрашивает, не сильно ли я обожглась, и на секунду у меня мелькает мысль, что это — мой шанс пойти на попятный. Я могу сказать, что мне больно. Что лучше мне сейчас ничего руками не трогать. А ведь пальцы действительно горят. Может, стоит обратиться к врачу? Но тут я понимаю, что вернусь от врача, а вещи Бена по-прежнему будут лежать на своих местах, ежесекундно бросаясь мне в глаза.
—
Мы наливаем себе по стакану апельсинового сока и садимся за стол. Сьюзен спрашивает, откуда мы начнем.
— С гостиной, — говорю я. Собирать его вещи в спальне я пока еще морально не готова.
Сьюзен старается завести непринужденный разговор, спрашивая меня о моей работе и друзьях, но все наши мысли заняты лишь предстоящим делом. Я чувствую почти облегчение, когда мы наконец доедаем бублики. Пора начинать.
В гостиной Сьюзен принимается собирать сложенные коробки. У меня же еще остались коробки с переезда Бена. И пяти месяцев не прошло, как он переехал жить ко мне. Я беру свои коробки и присоединяюсь к Сьюзен в гостиной. Сделав глубокий вдох, ставлю одну из коробок перед собой и кладу в нее отсоединенную от телевизора игровую приставку.
— Готово! — шучу я, но Сьюзен воспринимает мои слова как крик о помощи, отрывается от складывания коробок и мягко обращается ко мне:
— Не спеши. Ты же знаешь, никто тебя подгонять не собирается.
Знаю, знаю.
— Ты уже думала о том, будешь ли хранить его вещи или попробуешь что-нибудь продать? Или раздать?
Сказать по правде, о таком я вообще не задумывалась. Я собиралась просто сложить всё в коробки, а коробки убрать в кладовку. Отдать вещи Бена кому-то, избавиться от них насовсем — это слишком для меня.
— О, — отзываюсь я, размышляя о том, что, наверное, именно к этому мне и нужно стремиться. Нужно надеяться на то, что однажды я смогу расстаться с вещами Бена — отдать их или продать. Однажды я так и сделаю. — Может, нам стоит рассортировать вещи? — спрашиваю я. — В одни коробки сложить то, что я оставлю себе, в другие — то, что раздам, в третьи — всякий мусор. Ну, то есть, не мусор, а просто то, что… никому не пригодится. Это не мусор. Вещи Бена не могут быть мусором.
— Эй, не кори себя. Бен не слышит тебя, а если и слышит, то все эти вещи для него уже не имеют значения.
Не знаю, почему меня коробит от этих слов, я же не верю в то, что Бен может меня слышать. Однако Сьюзен, похоже, верит, что Бен здесь, с нами.
— Вы же не верите в то, что Бен…
— Рядом? — насмешливо спрашивает Сьюзен и качает головой. — Нет, не верю. А жаль. Если бы верила, мне было бы гораздо легче. Я думаю, что он или ушел в небытие, растворившись в эфире, или перешел на какой-то другой уровень, или перевоплотился, но я не верю в то, что он остался здесь, на земле, таким, каким он был. Как знаешь, иной раз семьям погибших говорят: «Не унывайте. Бен всегда с вами».
— Вы так не думаете?
— Я думаю, что Бен со мной, потому что я любила и люблю его, и потому что он живет в моих воспоминаниях. Его память со мной. Но здесь? Нет, здесь его нет. После смерти Стивена мне приходили мысли о том, что, может быть, ночью он лежит рядом, наблюдая за мной. Или что, может быть, он стал какой-то высшей силой, приглядывающей за мной и Беном. Но такие мысли мне мало помогали, ведь душой я не верила в это. Понимаешь меня? А ты сама веришь в то, что Бен рядом? Или правильней спросить: ты можешь в это верить? Я, к сожалению, не могу.