Навсегда разделенные

Тейлор Дженкинс Рейд

У меня не хватает душевных сил на то, чтобы сказать ему, что он очень хороший человек. На то, чтобы просто его поблагодарить. Я никакая. Я не могу улыбаться ему. Не могу попрощаться. Проводив его взглядом, я разворачиваюсь к полкам так, как будто его вовсе не было рядом. Я снова позабыла номер книги, которую держу в руках, но вместо того чтобы посмотреть его еще раз, кидаю книгу в тележку и иду прочь.

Я выхожу на улицу и делают глубокий вдох. Я говорю себе собраться. Говорю себе, что никто не виноват в том, в каком положении я оказалась. Прогуливаясь, я дохожу до велосипедной стойки и вижу молодую пару с ребенком. Младенец лежит в

слинге у отца на груди, а мама несет сумку с подгузниками. Поагукав малышу, женщина целует мужчину в губы и смеется тому, что для этого ей пришлось тянуться через ребенка. Они нежно касаются ручек и ножек малыша.

Почему это случилось со мной, а не с ними? Почему умер не этот мужик? Почему не я сейчас иду с Беном навстречу бродящей по улице грустной женщине на грани нервного срыва? Кто дал им право быть счастливыми? Почему все должны быть счастливы прямо у меня на глазах?

Вернувшись в библиотеку, я говорю Нэнси, что буду в отделе «Коренные американцы», что я готовлю новую тему про ацтеков для витрины. Стоя в проходе, я провожу пальцами по корешкам книг, ощущая, как потрескивает при прикосновениях целлюлоза, наблюдая за тем, как увеличиваются десятичные числа библиотечных номеров. Я пытаюсь сосредоточить свое внимание только на этих числах, только на корешках. Мне это удается лишь на короткое мгновение. Лишь мгновение я не думаю о том, как сильно мне хочется застрелиться. И в это мгновение меня кто-то толкает.

— Ой, простите, — извиняется парень, поднимая книгу, которую уронил.

Он мой ровесник или чуть постарше меня. С темными волосами и легкой щетиной. Высокий, крепкий и широкоплечий. В джинсах, выцветшей футболке и ярких кедах от Чака Тэйлора. Я сдвигаюсь, чтобы обойти его, но он, по всей видимости, хочет задержаться и поболтать.

— Брет, — представляется он, протягивая мне руку.

— Элси, — пожимаю я ее.

— Простите, что врезался в вас. Я тут впервые, а библиотекари здесь не шибко помогают.

— Я здесь библиотекарь, — отвечаю я. Мне плевать на то, станет ему неудобно или нет.

— Как неловко, — смущенно смеется он. — Простите. Снова. Вау. Что-то я всё время попадаю впросак?

— Да нет.

— Послушайте, может быть, в качестве извинения вы позволите угостить вас кофе?

— Да всё нормально. Не переживайте.

— Нет, нет. Я настаиваю. Мне бы очень хотелось угостить вас, — улыбается он.

Наверное, считает себя милым и очаровательным.

— Эм… Нет, знаете, мне нужно возвращаться к работе.

— Может, тогда в другой раз?

Не пойму: он думает, что я стесняюсь и скромничаю?

— Я замужем, — обрубаю я, пытаясь закончить разговор. Не знаю, говорю ли я это, потому что так и считаю, или потому что хочу отделаться от парня, как когда-то говорила: «Вряд ли моему парню это понравится», когда была одна и ко мне клеились бездомные мужики у магазинов.

— Оу. Простите. Я не… я не ожидал.

— Бывает, — отвечаю я, показывая ему руку с кольцом.

— Что ж... — смеется он, — если у вас с мужем не склеится…

И в этот момент я его бью.

Удивительно, какое удовольствие мне доставляет ощущать, как кулак проходится по его лицу, видеть, как из носа течет тонкая струйка крови.

Нельзя бить людей по лицу. В особенности нельзя этого делать на рабочем месте. И уж тем более, когда ты работаешь в госучреждении. А тут человек, которому ты вмазал, ведет себя как ребенок и настаивает на том, чтобы вызвали полицию. И когда

приезжают полицейские, мне нечего им сказать в свою защиту. Парень меня не бил. Не запугивал. Не грубил. Он не делал ничего, что могло бы спровоцировать мою агрессию. То есть, я набросилась на него без причины. Поэтому, как бы позорно это ни было, меня арестовывают. Нет, на меня не надевают наручники. А один полицейский даже, кажется, считает всё это забавным. Просто если копов вызывают, потому что ты дал кому-то по морде, и по их прибытию ты признаешь: «Да, офицер, я ударил этого человека», то они по крайней мере должны забрать тебя «для разбирательства» в участок. Один из полицейских усаживает меня на заднее сидение патрульной машины, напоминая пригнуть голову, чтобы избежать удара. Когда он закрывает дверцу и идет садиться на переднее сидение, из библиотеки выходит мистер Каллахан и встречается со мной взглядом. Наверное, мне должно быть стыдно. Но мне всё равно. Я гляжу на мистера Каллахана через стекло, и его губы вдруг изгибаются в улыбке. А улыбка медленно переходит в смех — в смех, в котором шок смешивается с уважением, или даже гордостью. Машина трогается, и мистер Каллахан озорно показывает мне поднятый вверх большой палец. Я обнаруживаю, что и сама улыбаюсь. Похоже, я всё-таки помню, как это делать. Нужно лишь приподнять уголки губ.

В полицейском участке копы оформляют мое задержание, забирают у меня вещи и закрывают в камере, после чего разрешают позвонить одному человеку. Я звоню Анне.

— Ты где? — потрясенно спрашивает она.

— В полицейском участке. Мне нужно, чтобы ты пришла и поручилась за меня.

— Ты ведь шутишь?

— Я серьезна как никогда.

— Что ты натворила?

— Дала по роже парню в библиотеке, где-то между секциями 972.01 и 973.6.

— Ладно. Уже еду.

— Погоди. Ты не хочешь узнать, почему я врезала ему?

— А это имеет значение?

* * *

Кажется, что до приезда Анны проходят часы, но думаю, что на самом деле она приехала довольно быстро. Она подходит к моей камере и… ахах, каким лешим меня сюда занесло? С ней арестовавший меня офицер. Он говорит, что пока я свободна и что посмотрим, потребует ли потерпевший возбуждать против меня дело.

Мы выходим из участка, и Анна протягивает мне мои вещи. У меня случившееся вызывает смех, но подруга не находит ситуацию забавной.

— В свою защиту могу сказать, что мистера Каллахана произошедшее тоже рассмешило, — говорю я.

— Того старика? — поворачивается ко мне Анна.

Он не какой-то там старик.

— Забудь, — отвечаю я.

— Я позвонила Сьюзен, — ошарашивает меня подруга.

— Что?

— Я позвонила Сьюзен.

— Зачем?

— Затем, что ситуация вышла из-под контроля. Я не знаю, что делать.

— Поэтому ты настучала моей маме?

— Она не твоя мама, — поправляет меня Анна.

— Знаю. Но ты поняла, что я имела в виду. Ты не хочешь иметь со мной дела, поэтому вовлекаешь меня в неприятности?

— Тебе не кажется, что ты сама вовлекаешь себя в неприятности?

— Он вел себя как говнюк, Анна.

Подруга молча смотрит на меня.

— Правда! А откуда у тебя вообще ее номер?

— Он забит в твоем мобильном, — объясняет она мне, как тупой.

— Ладно. Забыли. Прости, что побеспокоила тебя.

— Сьюзен будет у тебя через час.

— Она приедет ко мне домой? Я работаю до пяти.