Навсегда
Шрифт:
— Я тебе позвоню, — сказал Федор и вышел вместе с Ниной. Они сели в его машину и через минуту исчезли в тени парка.
Владимир с некоторым сожалением смотрел им вслед, завидуя всему тому, что происходило на его глазах. Он вспомнил себя молодым, помнил таинственность и непосредственность юности и думал о скоротечности жизни.
9
Дела на предприятии Федора шли в гору. Он не мог предполагать, что все так изменится для него, он не верил еще до конца, что ему дадут спокойно работать и не будут доставать бесконечными проверками. Он заехал в прокуратуру к следователю, который занимался его делом. Перед ним сидел молодой человек приятной наружности и очень доброжелательно беседовал по прошлому
— Мы вас побеспокоим, если потребуется. Вы свободны.
Молодой следователь явно симпатизировал этому приятному мужчине, но он знал, что не все так просто, как он изображал, что в деле Федора есть слабые места, но, пока нет распоряжений, никто этим не будет заниматься. Перед встречей с Федором следователя вызвал к себе прокурор и обо всем поговорил открыто. Он прямо сказал, что Федор Иванович человек солидный, и за него хлопотали там — он показал глазами наверх, и это означало, что это человек сейчас неприкосновенный, так как никаких серьезных претензий к нему нет.
Когда Федор вышел на улицу, его не покидало ощущение, что совершилось чудо, он думал, что все будет гораздо хуже. Он вспомнил, как он метался, словно затравленный зверь, как таился, боясь, что его арестуют, а все оказалось пустой тратой сил, когда его вот так просто отпустили. Он вздохнул полной грудью, и тут же пришла мысль, а что, если… Он представил себе, что его деньги обнаруживаются, и он не понимал, как это получилось, что не вышли на него. Ему это показалось фантастикой, и он про себя повторял: “Боже, благодарю тебя…” — и непроизвольно он себе говорил: “Чтобы я еще когда-нибудь…” И, как всегда с ним случалось в самые ответственные моменты, он подумал: “Неужели Навсегда меня оставили в покое?”. И он понял, что это “Навсегда” было каким-то неокончательным, а каким-то промежуточным, как будто это Навсегда открывало новую страницу и закрывало старую, было как знак препинания в теперешней его жизни, подходившей к своему акме, и будет ли это Навсегда его охранять или это очередной фантом, который одним росчерком пера опрокинет однажды все его жизненные старания, и он останется, как тогда, перед отъездом, один на один с сильной и мощной системой, готовой в любую минуту перечеркнуть его, Федора, как что-то маленькое и незначительное…
На небо набежала туча, и только что ярко светившее солнце скрылось за ней, и сразу же грянул гром, и вдруг поток хлынул на землю, а Федор стоял и не трогался с места, не чувствуя ничего, кроме усталости, и, только когда по лицу потекла вода, он быстрым шагом направился к машине и с радостью скрылся в ней, как в домике, включил музыку и, рассекая сплошной водяной поток двинулся, по гладкому асфальту, над которым кое-где поднимался пар. Через пятнадцать минут он сидел, довольный, у себя и разговаривал с адвокатом Германом.
— Огромное, огромное вам, — сказал Федор, и то, что он услышал, его удивило.
— Я вас в прошлый раз забыл проинструктировать, но для
Герман замолчал, обдумывая свою фразу.
— Мы с ней расстались тогда странно, и мне показалось, что у нее ко мне есть претензии, хотя… — Федор остановился.
— Да, вы правы, — подхватил Герман, — женщина — это тайна.
Он так не думал, а говорил этот трюизм, считая, что угадал мысли Федора. Уж для кого, для кого, а для Германа в жизни тайн не было, как не было загадок, которые были бы не по силам его проницательному и гибкому уму.
Федор уловил, что Герман под него подлаживается, и ответил в унисон:
— Но для вас нет тайны. Вы догадались, что это может быть Виктория, и все-таки это только догадки, — сказал Федор и закончил разговор.
Эта мысль приятно порадовала Федора, и он подумал, что только влюбленная женщина может себе позволить подобное, и его мужское самолюбие было приятно удовлетворено. Он вспомнил то время, и ему показалось, что это было в другой жизни, и это ощущение не было обманом. Много воды утекло с тех пор, как робкий и стесняющийся Федор впервые обнимал недоступную и продвинутую Викторию. Только мысль, что она такая же простая женщина, как и другие, что хочет любви, а в любви нет никаких преград, помогала ему преодолеть свою робость, но он хорошо помнил, как долго еще после первой близости он боялся Викторию, отчего выглядел смешно — так ему казалось сейчас, и он не знал, что именно его застенчивость покорила эту опытную светскую львицу и она в него влюбилась, скрывая это за внешней сдержанностью и высокомерием.
Если бы знал Федор, как после его ухода еще долго она хранила ему верность, пока надежда когда-нибудь соединиться с ним не уступила место здравому смыслу и она вышла замуж за иностранца, который своей настойчивостью и полным непониманием, кто она такая здесь, в России, не добился ее руки. То обстоятельство, что он был значительно богаче и был из аристократической семьи, сыграло свою роль, и стремление Виктории попасть в этот круг сломило ее сопротивление, и она согласилась выйти замуж, зная, что любит простого русского парня Федора.
Официальную версию замужества Виктории Федор знал, но не знал всех тонкостей, не знал того, что Виктория полюбила его, и даже отдаленно не мог он предположить, что творилось в ее душе, когда она разрывалась на две несовместимые части любви и здравого смысла, когда ее иностранный поклонник пытался развеять ее меланхолическое настроение — подарки, приемы, поездки, — и никогда Виктория не скажет никому, что такая простая вещь, как секс, в ее ситуации путал все карты, что в то время, когда она входила в образ, — именно так она назвала свое решение выйти замуж, — она постоянно возвращалась мыслями ко всему, что было у нее с Федором, с этим медведем, с этим хулиганом, как любовно она его называла про себя, и она не могла знать — счастье с мужчиной другой культуры будет далеко от того, что она себе представляла.
Федор смутно представлял себе ее жизнь, да и не хотел он себя нагружать лишними впечатлениями. Он вживался, входил в свою теперешнюю новую жизнь как странник, вернувшийся на прежние места и не обнаруживший каких-то внешних перемен, но чувствующий, что теперь все другое. С одной стороны, его как будто оставили в покое, а, с другой стороны, некоторые высказывали мнение, что ситуация непонятна и что будет — никто точно не мог сказать. Это самое верное — не загадывать и жить сегодняшним днем. Для себя Федор решил ничего не менять, а жить так, как ему подсказывает интуиция, а это означало — быть начеку и не поддаваться никаким эмоциям.