Навсегда
Шрифт:
“Как хорошо, что все хорошо”, — эти ни к чему не относившиеся слова он повторял про себя, и от их повторения ему становилось на душе еще радостней. Время от времени он вспоминал вчерашний эпизод, и что-то ему было непонятно в этой ситуации. Что это за люди, какая у них жизнь?
Он вышел на улицу. Солнце ослепило, и он быстрым шагом направился к своей машине. Посигналил, сняв охрану, сел за руль, включил музыку и медленно выехал на соседнюю улицу, лавируя среди припаркованных у тротуара машин.
Офис его предприятия выглядел, как тысячи других: стекло, металл, охрана, холл. На лифте поднялся на третий этаж
Федор подошел к своему столу, образовывавшему букву Т, и сел в кресло.
— Я ознакомился с необходимыми мне материалами. Впечатление у меня сложилось двоякое. С одной стороны, все у нас в порядке в отношении финансов, с другой — они расходуются, по моему мнению, нерационально… — так начал он свой длинный доклад. В кабинете было тесно. Были приглашены все желающие и даже представители среднего звена, которые обычно не допускаются на закрытые совещания.
Свою концепцию разделения прибыли на вложение в оборудование и социальную сферу Федор изложил четко, обоснованно, подведя научную базу рационального использования ее. В докладе он поддержал Алексея Степановича, и казалось, что, когда их мнения по отрасли совпадают, уходит неприязнь. Но это было только сиюминутное настроение. Неприязнь не уходит, она отодвигается, так однажды возникшее в душе чувство ненависти невозможно преодолеть. Оно поселяется навсегда, и это так осложняет жизнь, что люди разумные стараются не допускать себя до подобных эмоций, но как просто и незаметно ненависть возникает в людях независимо от них, и как сложно потом от нее избавиться. И это превращает жизнь в постоянное преодоление, и нет, кажется, возможности избавиться от ненависти к кому-то, и только время может ее уменьшить, но воспоминания культивируют ее, и кажется, что она, однажды поселившись, остается навсегдаи воспоминания о ней не уменьшают боли, ее спровоцировавшей.
И как только Федор вспомнил, что место замминистра займет Алексей, он опять испытал неприязнь к этому человеку.
Как это бывает часто, сторонников нового направления было столько же, сколько и противников. После трехчасовых дебатов концепция Федора с небольшим перевесом была принята. На его стороне был Владимир, его главный помощник и заместитель. В отсутствие Федора именно его стараниями предприятие не обанкротилось и набирало обороты. Никаких мыслей о возможной причастности Владимира к каким-то делам за его спиной Федор не допускал. Он ему сейчас доверял полностью и знал, что такой опытный и профессиональный человек выручит его в любой ситуации.
Владимир жил на широкую ногу, и Федор удивлялся его способности находить со всеми общий язык, но что больше всего привлекало Федора в этом человеке — это его образованность. Где бы они ни оказывались вместе, всегда вокруг Владимира были люди и высоко стоящие, и интеллигентные, отчего разговор неожиданно переходил на литературу и искусство, в которых Федор явно отставал. Когда Федору нужно было завести прочное и нужное знакомство, он всегда приглашал Владимира.
После доклада Владимир подошел к Федору.
— Поздравляю — наша взяла. Что ты делаешь в воскресенье?
— Пока не знаю, — ответил Федор, переворачивая
— Приезжай ко мне, будут все свои.
Владимир уже год был женат на Марианне, его давнишней подруге, женщине культурной и доброй. Федору она нравилась, и он даже завидовал Владимиру, что ему так повезло с женой.
Загородный дом Владимира был небольшой, но в нем было очень уютно, и всегда Федору предоставляли комнату с видом на залив. Дом находился на высоком берегу, и из окон хорошо были видны корабли, вечером освещенные разноцветными огнями, и Федору нравилось наблюдать за ними.
— Я приеду к тебе в пятницу и поживу у тебя. Как ты, не возражаешь? — Федору не хотелось быть одному. Он знал, что Марианна устроит так, что ему будет с кем провести время. Когда праздновали ее день рождения, там Федор познакомился с приятной женщиной его лет. Она работала референтом у одного депутата Госдумы, очень полезного человека для их бизнеса. Федор ловил себя на мысли, что хочет еще раз повидать эту женщину, и он невзначай спросил:
— А что, там будет Нина Григорьевна? — Ему хотелось, чтобы она там была. Владимир внимательно посмотрел на Федора.
— Если надо — сделаем.
— Тогда до встречи, — Федор вышел, оставив Владимира проверять протокол.
Федор сидел за рулем машины. Он включил музыку. Какая-то неясная мелодия наполнила салон автомобиля, и, когда Федор откинулся на сиденье, он почувствовал свободу. Странная вещь эта свобода мужчины, но всегда, когда он едет к женщине или от нее, ему легче дышится, как будто жизнь окрашивается во все цвета радуги. Бегство от женщины, от любой, от любимой и нелюбимой, пребывание наедине с самим собой, со своими мыслями, вдруг придало его теперешнему неопределенному настроению уверенность, что все образуется. Было ощущение отдыха на пути к новой странице, которая незаметно переворачивалась в книге его жизни, и оно сопровождалось полным безразличием к тому, что еще нужно будет пережить.
“Будь что будет”, — подумал он. Зазвонила трубка. Он нажал кнопку.
— Я слушаю.
— Федор! Ты где? — в трубке звучал голос Веры.
— А ты где? — заволновавшись, ответил Федор.
— Я приехала на конференцию и остановилась у своих знакомых, — задыхаясь от счастья, отвечала Вера.
— Можно я к тебе приеду? Нет, я заеду за тобой, — сказал Федор и почувствовал, что все сложности его жизни отступают перед желанием увидеть Веру из своего прошлого, и он услышал:
— Я буду тебя ждать у входа в метро.
Через двадцать минут Вера сидела у него в машине. Федор не умел разыгрывать радость или удивление, и Вера немного удивилась, когда он сухо спросил:
— Едем. Куда ты хочешь?
Как будто не было этих лет разлуки, как будто в жизни ничего не происходило.
— Ну, что у тебя? — Федор посмотрел на Веру. Лицо Веры изменилось, но было непонятно, как и раньше, сколько ей лет. Сейчас это было не важно. Вера в первые минуты их встречи чувствовала себя как-то неловко, увидев этого по-прежнему для нее привлекательного мужчину. Федор возмужал и весь светился изнутри. То, что он проживал за границей довольно долго, наложило отпечаток на него. Он весь был какой-то холеный, и одежда на нем сидела особенно элегантно, и двигался он по-другому. Все это не ускользнуло от наблюдательного глаза Веры, и она сказала: