Найденный мир
Шрифт:
– А как же быть-то, Мартин Оттович? Вплавь до «Манджура» навряд ли сдюжим, а в лагерь к капитану топать дороги не знаем. Разве что вдоль берега отойти, да оттуда нашим хоть как-то знак подать, чтобы шлюпку выслали.
– Для этого придется уйти с косы, – возразил комендор. – И наблюдение за броненосцем сделается невозможным. Мы должны оставаться здесь.
В глубине души Степка подозревал, что ему ответят именно так. Как сознавал и то, что лучшей альтернативы у них попросту нет. Шансов уйти по узкой полоске скал почти не было – прежде чем они дойдут хотя бы до середины косы, британцы успеют высадиться, наверняка заметят их и преспокойно
– Англичанам про это сказать не забудьте, – хмуро произнес он вслух. – Может, они нам остаться разрешат, да еще кофием поделятся.
Каас не ответил – осторожно высунувшись из-за камня, он разглядывал приближающихся британцев.
– Их десять, – после минутного молчания сообщил он. – На катере не трое, а четверо. Десять, это не так уж много, Степан.
– Может, кому и немного, – отозвался Глушко, – да нас-то всего двое…
– Попробуйте считать по-другому, – эстляндец едва заметно улыбнулся. – Каждому из нас надо всего лишь отстрелять одну обойму. Когда они подплывут на сто метров, мы начнем стрелять, из-за укрытия, – Каас похлопал рукой по скале, – а они будут в шлюпках как на ладони. Здесь хорошее место, Степан. Просто найдите себе подходящий камень и не жгите патроны зря.
Нехитрый план комендора был хорош всем, кроме качества исполнителей. Едва британцы оказались в кабельтове от берега, как нервы Глушко, и без того издерганные долгой «вахтой» в обществе молчаливого эстляндца, попросту не выдержали остроты момента. Выпрямившись во весь рост, он с бессвязным ревом принялся стрелять в сторону катера.
Ответный залп последовал незамедлительно – наученные опытом прошлых высадок, морпехи заранее взяли на прицел скалы по курсу. Еще секундой позже сухие щелчки энфильдов перекрыло злое татаканье митральезы. Первая же очередь перечеркнула Степку от плеча до плеча – отброшенный пулями, он упал навзничь, удивленно глядя на плывущие в вышине перья облаков.
Убивший его британец ненадолго задержался на этом свете – пуля в плечо заставила его выпустить рукоятки митральезы как раз в тот момент, когда рулевой катера до упора зажал румпель, уводя катер из-под обстрела. Всплеск, соскользнувшие с досок борта пальцы и отчаянный, почти мгновенно захлебнувшийся крик – оглянувшийся назад рулевой увидел только качнувшуюся на волне бескозырку.
Мартин Каас успел выстрелить пять раз, прежде чем катер оттащил шлюпку прочь от берега. Затем он подошел к убитому Глушко и, встав на колени, принялся читать молитву – лютеранскую, но, как посчитал комендор, в данном случае это не имело ровно никакого значения. Господь примет всех.
Закончив, он выгреб из карабина и карманов покойника оставшиеся патроны и поднялся выше, почти на гребень. Британцы тем временем разделились – катер на малом ходу заходил со стороны пролива, готовясь осыпать враждебные скалы свинцовым градом, а отцепившаяся шлюпка по широкой дуге выгребала к середине косы.
Это был подарок, на который комендор почти не надеялся, – возможность принять последний бой с врагом почти на равных. Сыграла ли тут роль жажда мести, британская спесь или, наоборот, холодное осознание того, что забившийся между камней одинокий стрелок почти неуязвим для артиллерии, – Каас не знал, да и ему это было неинтересно. Его вселенная сжалась до узкой расщелины между камнями, планки прицела и нескольких шагов голой скалы, которых – он был твердо уверен в этом –
Он успел снять двоих и упустить одного, когда, забивая очередную обойму, расслышал скрежет металла справа, из-за спины. Те, с катера, оказались хитрее, чем он думал, – не видя вспышек выстрелов, они поняли, что стрелок закрыт от них, и тоже полезли на скалы. Развернувшись, Мартин пальнул в упор, и почти сразу же на него сзади навалилось что-то большое, тяжелое, хрипящее. Удар в спину бросил комендора вперед, на скалу, он попытался приподняться – и обмяк, уже окончательно, не чувствуя ударов ножа, которыми его добивали.
Первое действие следующего акта разыгравшейся на берегах Нового Света драмы закончилось. В активе у русских были четверо сраженных пулями эстляндца британских матросов, англичане же записали себе в плюс очищенную от вражеских наблюдателей косу.
К утру мичман Шульц так и не пришел в себя. По крайней мере, до той степени, чтобы подняться на ноги. Дмитрий Мушкетов решил считать хорошим признаком уже то, что контуженый время от времени открывает глаза и даже узнает – правда, почему-то одного Горшенина. Филиппинку Шульц упорно считал китайской прачкой, а на самого геолога только подслеповато щурился разноцветными глазами, левым – нормального серого цвета, а правым – красно-черным: красный от лопнувших сосудов белок и огромный неподвижный зрак. Выглядело жутковато. Попытки объяснить, что случилось и почему пострадавшего не слушаются руки-ноги, кончались ничем: мичман кивал, кривясь от боли, и тут же забывал все и заново принимался бормотать что-то жалобное и невнятное.
– Однако же надо идти, – повторил Горшенин грустно.
– Понесем по очереди? – предположил Мушкетов, с сомнением поглядывая на рослого молодого офицера. Как его смог дотащить от места боя невысокий худой боцманмат – оставалось загадкой, потому что вчера они вдвоем замучились волочить раненого до расселины каких-то двести шагов. – Один несет, второй с винтовкой охраняет?
– Пожалуй… – неуверенно отозвался моряк. Кажется, и ему вчерашний подвиг представился неповторимым.
Геолог вдруг замер, пристально глядя на Шульца.
– А знаете что, Павел Евграфович, мы с вами два… хм… умника. Нам бы сейчас что пригодилось?
– Лошадь бы пригодилась, – хмуро ответил боцманмат. – Привязать к седлу…
– А не пасется ли поблизости какой-нибудь тератавр? – риторически поинтересовался Мушкетов. – Вашу Катю без особого труда удалось подвести под вьюки. Так, может, они все настолько смирные?
Моряк потер шею.
– Да, – признал он, – Катю бы сюда – за полдня, пожалуй, добрели бы до лагеря. Однако ж ловить ее… кабы не дольше провозимся.
– Ну, – рассудительно заметил геолог, – если не увидим поблизости тератавров – сразу станет понятно, что ловить долго и проще на руках нашего подопечного отнести.
– Так и порешим.
Горшенин подхватил раненого за плечи и с трудом, не без помощи Мушкетова, взгромоздил себе на спину. Ноги Шульца при этом волочились по земле.
Однако, когда путники выбрались из расселины, где провели ночь, вначале показалось, что затея геолога кончится пшиком. Там, где еще вчера ящеры паслись стадами, наутро простерлось загадочно опустевшее редколесье. Птицы голосили по-прежнему, и стрекотали насекомые, но ни одного зверя крупней кролика вокруг не было видно, за исключением сордесов, по-прежнему набивавших утробы падалью.