Найденыш
Шрифт:
– Я не кривилась.
– Еще как кривилась. Стояла с таким видом, будто тебя сейчас стошнит. И как ты до сих пор способна ее выносить?
– Я ушла от нее.
– Что?
– Я оставила службу сегодня, - повторила Ромейн.
– Серьезно? И она отпустила тебя целой и невредимой?
– Она пока ничего об этом не знает. Я ничего ей не говорила, просто собрала вещи и ушла.
Некоторое время Филипп смотрел на нее, не говоря ни слова. Потом произнес:
– Поразительно. Ты всегда так сообщаешь о своем уходе?
–
– Да? А почему?
– Не хочу.
– М-да. Ты слитком заносчива для найденыша. Удивляюсь, как королева терпела это так долго, с ее-то самомнением. Впрочем, у тебя оно неизмеримо выше. Нет, здесь не только маг поработал. Тут еще и наследственность.
Ромейн приподняла 6рови:
– Какая наследственность у найденыша?
– От нее никуда не деться. Ты хорошо смотрела на себя в зеркало? Да у тебя на лбу написано, что ты знатного рода. А руки?
– он взял ее за запястье и поднял с колен руку, - это руки человека, который никогда ничего не делал. Слишком нежные, слишком изящные, слишком ухоженные. И это не только твоя заслуга. Это у тебя от родителей. А кто учил тебя задирать нос и смотреть на всех с таким презрением? Даже маг так не важничал. Он помнил о своем месте.
Ромейн опустила глаза и молчала. Все это было слишком точно и абсолютно верно. Конечно, Меор не важничал. Он был старше и умнее.
– Ты говоришь со всеми так, будто делаешь одолжение, - продолжал Филипп, - так сделай мне одолжение, скажи, Лукас был у королевы?
– Зачем вы спрашиваете, ваше величество, вы сами знаете это.
– Я знаю. Можешь мне поверить, если б я мог обойтись без твоего ответа, я бы без него обошелся. Но сейчас мне очень нужна твоя помощь. Скажи мне. Пожалуйста.
Девушка вздохнула и кивнула.
– Когда?
– За день до смерти короля.
– Как это было?
– Королева дала мне записку и велела передать ее Лукасу, Мне следовало дождаться ответа.
– Каким был ответ?
– Он сказал: "да, конечно. Могли бы и не спрашивать".
– Ну, естественно, - пробормотал король себе под нос, - а где эта записка?
– Он порвал ее на моих глазах. Наверное, она просила его об этом.
– Ясно. Жаль. И что потом?
– Я передала королеве его ответ. И она велела мне привести его к десяти вечера, как раз тогда, когда уйдет Мэгими. Лукас дожидался меня в конце корридора. Я привела его и ушла.
– Это все?
– Да.
– Все-таки жаль, что ты не имеешь привычки подслушивать. Ты могла бы узнать немало интересного.
– Не сомневаюсь. Но за этим вам следует обратиться к Мэгими.
– Поздно. Как она вела себя на другой день?
– Очень нервничала.
– Ну, еще бы, - он скрипнул зубами, - она ждала известий. И она их дождалась. Все ясно. Так я и думал.
После чего еще раз скрипнул зубами и произнес такое слово, что глаза Ромейн едва не полезли на лоб. Филипп не сразу заметил
– Прошу прощения. Я понимаю, как это звучит, но по-другому я не могу ее назвать. Хотя, если честно, я могу ее назвать и гораздо хуже.
Девушка уже хотела, сказать: "Не сомневаюсь в этом", но что-то ее удержало
– Я всю жизнь ненавидел своего отца, - вдруг проговорил он задумчивым тоном, - сначала из-за матери. Она всегда его боялась и думаю, именно это и свело ее в могилу раньше времени. Потом я стал его ненавидеть из-за этой стервы, которую он выбрал себе в жены. Его никогда не интересовало то, что я об этом думаю. Полагаю, и мое существование его тоже не интересовало.
Ромейн продолжала молчать. Слова сочувствия здесь была бы лишними, к тому же, она удивлялась, откуда вообще такая откровенность.
– Но когда я вошел в комнату и увидел, как он умирает, я вдруг понял, что он - мой отец и я его люблю, не смотря ни на что. Странно, правда?
– Нет, - девушка покачала головой, - мне тоже жаль, что Меора прогнали. Сначала мне даже казалось, что он бросил меня на произвол судьбы, оставил безо всякой защиты и поддержки. Зато когда он был рядом, мне ужасно хотелось, чтобы его не было, чтобы он исчез навсегда и перестал действовать мне на нервы, или хотя бы, чтобы его больно стукнули по носу.
– Я догадываюсь, что маг был не очень приятным человеком, - кивнул Филипп.
– Не очень приятным?
– Ромейн усмехнулась, - он был ужасным, невыносимым и просто отвратительным. Но раньше я бы просто содрогнулась от мысли, что он продолжит учить меня, зато теперь я смотрю на это по-другому. Может, все дело во мне? Может, это только я не могла его выносить.
– Не только ты. В его присутствии все чувствовали себя меньше и незначительней. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Мы ценим только то, что потеряли. Или то, что нам недоступно, - добавил он.
Ромейн и сама так думала. Может быть, все было бы по-другому, если б Меора не прогнали. Может быть, король был бы жив, а Оливетт оставалась доброй и милой, а не превратилась в чудовище.
– Мне нужно поговорить с Лукасом, - снова заговорил король, - теперь, благодаря тебе, у меня есть веские аргументы.
– А что ему грозит?
– спросила девушка.
– Если он не признается - смертная казнь.
– А если признается?
– Тюрьма. Надолго.
– По-моему, это почти одно и тоже.
– Ты говоришь так потому, что тебе никогда не грозила смертная казнь.
– Это подло, - вдруг вырвалось у Ромейн.
– Что?
– Филипп сощурился, - что ты имеешь в виду?
– Использовать влюбленного в тебя человека для такой грязной работы, зная, что потом его непременно казнят, - она поморщилась и лицо ее на мгновение стало таким, словно перед ней было нечто невообразима мерзкое и отвратительное, - какая гадость.
– Ты уже не считаешь, что твои долг - хранить ей верность?