Найди меня в поднебесье
Шрифт:
– Я смотрю, ваш вождь совершенно не отличается общительным нравом! – сказала она, отворачиваясь.
– Возможно, – отвечал Арэнкин. – Но мы, наги, на самом деле не любим огня. Наша стихия – вода и лед. Эти корни прорастают в глубокую древность.
– Но ведь на вашем гербе изображен огонь.
– Меч, возникающий из огня, – поправил Арэнкин. – Он символизирует когда-то одержанную победу
– Ты обрати внимание, как наги относятся к огню… – посоветовал король Рауда, подбрасывая ракушки.
– Да никак! То есть, как все… хотя…
Елена задумалась. За все время праздника наги редко появлялись
– Вы сторонитесь огня, это заметно.
– Да, – тихо подтвердил Арэнкин. – А Гирмэн и не подходит к огню без необходимости. Он ненавидит пламя больше, чем все мы. Много тысяч лет назад произошла великая трагедия, о которой Вождь помнит.
– Ему так много лет?
– Нет. Не совсем. Сказание об этой трагедии хранится у нас. Думаю, Шахига может достойно рассказать.
– Почему, как что-то рассказывать, так сразу Шахига?! – возмутился молодой наг.
– А я с удовольствием послушаю эту легенду, – поддержал король Рауда, сгребая выигранные кусочки халцедона. – Шахига, все знают о твоем таланте рассказчика, так что, не упирайся. Только сперва закончим игру!
Наконец, ракушки убрали, Рауда и Арэнкин раскурили свои трубки. Елена грела руки о глиняную чашку с травяным настоем.
– Это случилось во времена, когда еще не было Ондерхиммелена, – начал Шахига. – С тех пор разве что сказки остались. Муспельхами тогда правил молодой царь Дженем, благородный и почитающий предков. Его отцу была предсказана гибель от укуса змеи – так и вышло. Однажды отец Дженема ранил оленя и стал преследовать животное. Во время погони он увидел человеческого мудреца, погруженного в размышления. Уставший царь обращался к нему несколько раз, но тот не проронил ни слова. Человек соблюдал обет молчания, и был недвижен, как дерево. Царь муспельхов пришел в ярость, решив, что отшельник издевается над ним, и нанес мудрецу оскорбление. Он поднял мертвую змею, что лежала рядом на земле, и бросил ее на голову мудреца. Тот молчал, не высказав ни гнева, ни укора. Озлобленный царь возвратился в свой город.
Шахига перевел дух. Елена не шевелилась, спрятав руки в рукава. Еще несколько человек заинтересованно навострили уши, придвинулись ближе к рассказчику.
– У мудреца был сын по имени Хринги, – продолжал Шахига. – Он пришел в ярость, когда узнал, как царь оскорбил его отца, пожилого, не знающего мелочных желаний и зависти, почтенного отшельника. Разъяренный Хринги отправился к правителю нагов, с которым был дружен, поведал об оскорблении мудреца и попросил помощи. Хринги проклял царя муспельхов, сказав: 'Правитель нагов Такшака укусит тебя через семь дней, и мой отец будет отомщен!' Когда мудрец узнал о планах вспыльчивого сына, то проявил мудрость – он предупредил царя муспельхов, и тот, зная о пророчестве своей смерти, решил достойно ее встретить, стал готовиться к приходу повелителя нагов Такшаки. В назначенный день один хитрый муспельх отправился к царю, но в пути его встретил Такшака, и спросил: 'Куда ты так торопишься?'. Муспельх ответил: 'Наг Такшака сегодня укусит царя, и я спешу туда. Как только змей ужалит царя, я немедленно вылечу его и получу награду!'.
Такшака
Узнав эту историю, Дженем сказал: 'Наг Такшака жестоко обошелся с моим отцом и должен поплатиться. Он мог просто исполнить проклятие Хринги и ужалить моего отца. Тогда, милостью хитрого муспельха, царь остался бы жив! Такшака – злодей, он посмел предложить дары, чтобы добиться смерти моего отца. Я отплачу за это убийство!'. Советники одобрили его решение. Дженем поклялся свершить великое жертвоприношение змей.
Шахига заговорил совсем тихо. Налетел порыв ветра, прибил к земле языки костра. Елена закрыла глаза, огненные картины прошлого проносились перед ней.
Призвав жрецов, сведущих в обрядах, Дженем сказал: 'Приготовьте все необходимое, я намерен осуществить жертвоприношение, какого еще не видело небо'.
Жрецы выложили драгоценными камнями прекрасную жертвенную площадку и дали царю благословение на свершение жертвоприношения змей. Затем, при строгом соблюдении правил, начался обряд.
Облаченные в черные одеяния жрецы подливали в священный огонь очищенное масло, распевали гибельные заклинания. Затем они принялись ввергать змей в жадную пасть жертвенника. Низвергаясь в ревущее пламя, змеи в невыносимых муках корчились и предсмертными воплями взывали к народу, покровительствующему им. В этом страшном и жгучем пламени змеи задыхались, дрожали, шипели, в агонии обвивали друг друга. Черные змеи, красные змеи, белые змеи, все, с громким свистом ужаса, падали и падали в пылающую бездну. Они гибли сотнями тысяч, миллионами – как сильные, так и немощные, молодые и старые, с пестрой кожей, с губительным ядом. Они рушились в жестокое пламя и гибли от проклятия Дженема.
Едва прознав о начале жертвоприношения, Такшака собрал войско нагов и вышел к городу муспельхов. И тогда состоялась Великая битва, о которой почти не осталось легенд. Мы знаем только, что оба народа понесли огромные потери, и долго потом не было мира между нагами и муспельхами.
Шахига замолк. Никто не говорил ни слова. Только раздавался рядом сосредоточенный скрип. Это материализовавшийся невесть откуда Четим старательно записывал каждое слово.
– Превосходная сказка! – не заботясь о тактичности, воскликнул он. – Пожалуй, стоит ввести ее в мой репертуар!
Елена посмотрела на чарангиста так, точно хотела испепелить его на месте.
– Сказки не возникают просто так, – заметил король Рауда. – Сказка – это лишь забытая история. История, подтверждения которой потеряны. Только воспоминания.
– Такие, как у Гирмэна, – откликнулся Шахига.
– Да, такие истории хранятся в воспоминаниях, – поддержал Арэнкин. – В нашем вожде живет память Предков. Он много чего помнит из тех жизней, что проживали его предшественники. Он был на том жертвоприношении. В нем живет память, но не правителя, не воина. Змеи. Память одной из тысяч змей, погибших тогда в огне.