Найди свою любовь
Шрифт:
— Вы ознакомились с отчетом о происшествии, составленным мексиканскими властями?
— Правды там столько же, — сказал Палмер, — сколько в предвыборных обещаниях политиков. Кому-то хорошо заплатили за этот отчет.
— А вы случайно не знаете кому?
— Если бы я расследовал это дело, то в первую очередь обратил бы внимание на последнее место, где видели самолет, то есть на аэропорт Акапулько.
Именно там уже вели расследование люди из прокуратуры. А теперь, когда у Адама есть фотографии Маккинли Свейзи, дело упрощалось.
— Если то, что вы говорите,
— И того, кто был в третьей емкости на столе в морге, — добавил Палмер Виатт.
— Я тоже думал об этом, — сказал Адам.
— Кто-то, кто почему-то съехал с дороги на грузовике.
— Или же ему помогли свернуть прямо в овраг.
— Мне кажется, что во всем этом замешан Дэнни.
Адама беспокоил еще один вопрос.
— Вы знаете, что ваша дочь ждет ребенка?
— Конечно, — тихо ответил Палмер.
— И это ничего не меняет?
Палмер заговорил, тщательно подбирая каждое слово:
— В вашей религии есть одна замечательная традиция, мистер Сингер. Ребенок автоматически наследует национальность матери, поскольку никогда нет и не может быть никаких сомнений в том, кто его мать.
Адам хотел спросить, как Палмер узнал, что он еврей, но он решил, что сейчас у них есть более важные темы для обсуждения.
— Вы предполагаете, что отец этого ребенка не Видал?
— Конечно, нет. Я говорю лишь о том, что этот ребенок принадлежит моей дочери. Это ребенок Кори, мой внук, а остальное не имеет для меня значения.
Они еще поговорили о Маккинли Свейзи, об увлечении Кори Дэнни Видалом. Палмер объявил, что у него назначена на сегодня еще одна встреча. Они пообещали держать друг друга в курсе событий. Адам проводил посла до дверей. Уже стоя на пороге, Палмер обернулся и тихо сказал:
— Что бы ни случилось, я хочу, чтобы вы понимали: этот ребенок — настоящий подарок судьбы, новое начало всех нас…
Когда Палмер ушел, Адам сел за стол и попытался сосредоточиться на документах и фотографиях, оставленных ему Виаттом. Однако вместо этого его не покидали мысли о Кори и беспокойство из-за невыясненных вопросов, связанных с Дэнни Видалом. Более того, в ушах продолжали звучать последние слова Палмера, и Адам все яснее понимал, как сильно ему хочется быть тем человеком, который предложит это самое новое начало Кори и ее ребенку.
14
Передвижной киоск стоял у обочины дороги, ведущей к отделению «скорой помощи». Люди, ждавшие известий о своих близких, готовы были купить здесь все, что угодно, — от батареек и шоколада до кофе и сандвичей. Такси остановилось прямо перед вывеской «Бруклинская больница — отделение скорой помощи».
Пока Адам доставал деньги, таксист сказал:
— Это же надо — приехать сюда среди ночи, если только ты не помираешь. Зато в этом случае это контора что надо. У меня так и записано на путевом листе: «Если меня подстрелят, отвезите прямо в травматологию Бруклинской больницы, там воскресят и мертвого».
Адам усмехнулся, отсчитывая щедрые чаевые.
—
Адам покачал головой.
— Но вы не коп, — продолжал водитель. — Я всегда это точно знаю по чаевым.
Адам ничего не ответил — он был не в настроении. Пройдя через несколько автоматических дверей, он оказался в отделении «скорой помощи». Здесь сильно пахло хвойной дезинфекционной жидкостью. На часах, висевших над головой, было почти девять. Проходя по коридорам, Адам заметил, что здесь, как и в прошлый раз, полно народу, хотя никого, чья жизнь находилась бы в опасности, не было видно. Длинные коридоры были покрыты отполированным линолеумом. Стены тоже выглядели так, словно их недавно мыли. То и дело ему попадались сильно вооруженные охранники, которые сидели на деревянных табуретках за деревянными конторками. Адама несколько удивило то, что охранники не обратили на него ни малейшего внимания, не попросив даже предъявить документы.
Количество вооруженных полицейских увеличивалось с каждым шагом, и Адам понял, что приближается к отделению травматологии. Друзья, родственники пострадавших, а возможно, и просто любопытные стояли вдоль стен, курили, пили кофе и тихо переговаривались. На раздвижных стеклянных дверях было написано по-английски и по-испански, что дальше можно проходить только медицинскому персоналу.
За дверями был самый настоящий бедлам — в коридоре стояли каталки с пациентами перед переполненными перевязочными, рядом крутились медсестры и полицейские в форме и в штатском. Фельдшеры пытались успокоить тех, кто был в сознании и у кого хватало сил плакать и кричать. Несколько медсестер пытались перекричать всю эту какофонию. Адам не знал, как лучше поступить: войти внутрь или попросить кого-нибудь передать Кори, что он ее ждет. В этот момент в коридоре появилась женщина в хирургическом халате — ее лицо показалось Адаму знакомым.
— Извините, пожалуйста, — окликнул ее Адам. — Я ищу доктора Виатт.
Женщина остановилась.
— Вы из окружной прокуратуры, — сказала она. — Не помните меня?
— Ну конечно, — вспомнил он. — Мы говорили с вами, когда я приходил сюда первый раз.
Все это было всего три недели назад, а Адаму казалось, что с тех пор прошла целая вечность.
Женщина представилась:
— Я — Лотти Брюнер. — Пройдя вперед, Лотти распахнула перед Адамом дверь. — Кори сказала, что вы придете. Она немного задерживается — у нас сегодня несколько тяжелых пациентов.
— Не останавливайтесь, продолжайте двигаться, — посоветовала ему Лотти, быстро лавируя среди каталок с пострадавшими. Адам молча следовал за ней. Совсем рядом промелькнула Кори, склонившаяся над каталкой в одной из перевязочных. Волосы Кори были собраны в пучок, и на ней были очки.
— Хотите кофе? — предложила Лотти, впуская его в длинную узкую комнату. На столе, видневшемся в одном конце комнаты, стоял кофейник и несколько тарелок с пончиками. В другом конце стоял холодильник, а над ним висела доска из пробкового дерева с приколотыми к ней меню нескольких китайских ресторанов, где продавали сандвичи.