Найти человека
Шрифт:
ИЗ ДНЕВНИКА ПОИСКОВ
На этот раз в конверт вложен не рубль, а три рубля. Прислали их мне ученики второго класса Свердловской школы, Кустанайской области:
«Мы к вам с большой просьбой. На деньги, которые мы вложили в письмо, купите венок и возложите на могилу Неизвестного солдата. Если венок на эти деньги не купить, купите букет живых цветов и возложите».
Это очень хорошо, это прекрасно, что дети из далекой Кустанайской области шлют свои горячие чувства Неизвестному солдату.
Теперь
Своеобразным мемориалом стал наш Александровский сад. Нет такого дня, чтобы по его широкой аллее не тянулась нескончаемая очередь людей, сосредоточенных, притихших. Многие из них с цветами, венками… Люди идут туда, где возле Кремлевской стены, в мраморных плитах, отражается огонь, который никогда не погаснет. Тут словно преддверие Красной площади. Прямо отсюда людской поток движется дальше и, огибая Кремлевскую стену, устремляется к Мавзолею Ленина.
«Я считаю, что каждый советский человек должен найти хоть одному человеку мать, брата, сестру, потерянных в годы войны.
Бондаренко В. И.»
Я прочла эти строчки и, по правде говоря, улыбнулась: к счастью, не половина же всего населения потерялась, и нет необходимости каждому советскому человеку заниматься поисками. Но само по себе такое преувеличение отрадно. Василий Иванович Бондаренко уверен, что помочь человеку — нравственный долг каждого. Он так и пишет: «Каждый советский человек должен найти…»
Неощутимо входят в нашу жизнь черты новой нравственности. Порой мы их даже не замечаем. Но бывают минуты, когда эти черты выступают особенно явственно.
Несколько лет назад была я в Японии. К нашей туристской группе в Осаке и Кобе и в небольших городках подходили женщины в кимоно и, низко, по-японски, касаясь ладонями своих колен, кланялись нам. Переводчик объяснил: они благодарят вас за присланную в Японию вакцину против полиомиелита, говорят, что это невиданное благородство, никто, кроме Советского Союза, не пришел к ним на помощь.
Мы понимающе переглянулись: японским женщинам кажется невиданным благородством то, что для нашей страны давно стало нормой отношений.
Только теперь, занимаясь поисками, я узнала о самоотверженности многих воспитательниц детских домов. В ту ночь, когда гитлеровцы, выхватывая из-под спящих детей соломенные тюфяки, подожгли детский дом, Александра Петровна Морозова спасла пятьдесят шесть детей мал мала меньше. И прежде всего она бросилась к слепому Толе, хотя здесь же был и ее маленький сын.
Детдомовские няни, привязавшись к какому-нибудь ребенку, часто забирали его себе. И забирали-то они не самых привлекательных детей, а, наоборот, болезненных, нуждающихся в заботе.
Продолжаю получать советы от водителей такси, — они усердные радиослушатели. Один из них заинтересованно пишет: «Не назначайте вашу передачу в те же часы, когда футбол передают. Сами понимаете — футбол».
Конечно, понимаю — футбол!..
ТАМАРА
Однажды Борис Леонидович Пастернак с тревогой сказал мне о женщине, похоронившей прекрасного юношу сына:
— Лишь бы вместе с горем не пришло к ней ожесточение.
Да, ко многим, очень ко многим могло бы прийти ожесточение вместе с горем, принесенным войной. Но не пришло, к счастью, не пришло.
«Знаю, что мой-то сын никогда не вернется, не войдет в дом, но радуюсь встрече матери Коноваловой с ее сыном Владимиром.
Мать Дементьева Н. А.»
«…Где могила сына, не знаю. Слушая тебя, плачу, ведь какое счастье вернуть из неизвестности человека!
А. М. Варзинская»
«В войну утеряла обоих сыновей… Материнский поклон всем, кто помогает разыскивать живых…
Залесская Н. А.»
Ко многим, очень ко многим могло прийти ожесточение вместе с горем войны. Но матери остались великодушными.
А дети войны? Все они выросли в атмосфере ненависти к врагу, многие — в переполненных детских домах, без семьи. Нелегко было воспитать в них доброту, великодушие. Письма в передачу «Найти человека», тысячи писем, с реальными именами и фамилиями, с обратным адресом, убеждают, что детям военных лет чувства эти были привиты.
Тамара Ивлева [6] прислала мне пожелтевший от времени документ со штампом и печатью шестого отделения милиции.
Двадцать один год назад начальник шестого отделения милиции Москвы сообщил в Даниловский детский приемник: «Направляем в ваше распоряжение заблудившуюся девочку пяти лет, назвавшую себя Тамара Сергеевна. Местожительства точно не знает, показать не может. Девочка была доставлена из метро «Дворец Советов». В течение двух суток родители не явились. Несовершеннолетняя одета в ватное, коричневого цвета пальто с котиковым воротником, зеленый капор и такого же цвета муфточку с меховой отделкой. На ногах белые пушистые валенки».
6
Фамилия заменена.
К этому документу Тамара добавила ряд подробностей:
«Я помню, когда мы пришли в метро, мама попросила одну тетю посмотреть за мной, а сама вернулась за деньгами. Жили мы где-то недалеко, в особняке. Папа был на фронте. Когда мама ушла из метро и не возвратилась, я правильно назвала себя Тамара Сергеевна, знала, что папу звали Сергей…»
Что мне показалось странным в этой давней истории? Девочка осталась одна, никто за ней не пришел, ее не искали ни в милиции, ни в детском приемнике. Допустим, могло случиться, что мать Тамары, выйдя из метро, попала в бомбежку и погибла, — ведь шла война, Но кто-то из москвичей должен был знать семью Ивлевых! Ведь, по словам Тамары, она с матерью жила в Москве, в особняке, недалеко от станции метро «Дворец Советов».