Найти человека
Шрифт:
На сей раз службу сослужил Шарик, которого запомнили и мальчик и бабушка.
В письмах, иногда многословных и сбивчивых, важно найти то главное детское впечатление, которое не могло не остаться в памяти близких.
Правда, у иных желание увидеть своих близких так велико, что они сами себя вводят в заблуждение: один товарищ уверяет, что отлично помнит мать, подробно описывает даже ее походку. И тут же выясняется, что, когда он расстался с матерью, ему был год восемь месяцев.
Моя забота в том и заключается, чтобы разобраться во всем, когда я готовлюсь к передаче.
ИЗ ДНЕВНИКА ПОИСКОВ
От
Шестилетняя Фаня Гуревич [7] вместе с мамой и бабушкой была в концлагере. Мать и бабушку убили на глазах у девочки, а она осталась жива. После войны жила у тети, училась, получала хорошие отметки, дружила со сверстницами, хотя и была немного замкнутой.
7
Фамилия изменена.
А в четырнадцать лет неожиданно, без всякой видимой причины, сошла с ума. Она казалась нормальной, но вдруг начала очень медленно ходить, стала бояться быстро двигаться, бегать. Врачи предположили такую причину ее заболевания: в концлагере девочка видела, как стреляли в спину узников, если те ускоряли шаг. Это ее тогда потрясло, а сказалось несколько лет спустя.
Так душевные ранения, причиненные фашизмом, подобно снаряду замедленного действия, иногда приводят к катастрофе и через много лет.
Опять мне школьники прислали три рубля на венок Неизвестному солдату. Сказала детям по радио, что просьбу их выполнила. Посоветовала тем, кто захочет последовать их примеру, посылать деньги не мне и не взрослым москвичам, а московским школьникам. Пусть душевный порыв детей подхватят дети. Если московские ребята будут возлагать цветы по просьбе их сверстников из других городов, может возникнуть целое детское движение.
В каждом уважающем себя учреждении есть непременно папка «текущие дела». У меня же целый «текущий» чемодан (ни в какие папки столько писем не влезает).
Сейчас в нем собраны нужные для ближайших передач письма молодых, бывших воспитанников детских домов. Их возраст — от двадцати трех до тридцати лет. Что характерно для их писем?
Когда пишет мать, у которой жизнь в общем почти прожита, она мало что сообщает о себе. Ее письмо, как правило, начинается словами: «Я мать, потерявшая ребенка» — и дальше одна мысль: как его найти?
Молодые в начале письма как бы хотят представиться, познакомиться, рассказывают о своей профессии, о том, где учились, о своей семье. Спешат заверить, что они обеспечены, могли бы помочь родителям — только бы те нашлись. О своей молодой семье пишут очень душевно. Может быть, потому так ценят ее, что выросли без родных. Чуть ли не в каждом письме находишь такие слова: «У меня жена хорошая», «Муж у меня замечательный», «У нас сын растет, ему уже семь месяцев, вот его показать бы родным», «У меня жена красивая». И даже: «Теща у меня отличная, такую поискать».
Оттого, что так часто звучат хорошие слова о семьях, хочется думать, что молодые семьи стали у нас прочными, дружными. Должна сказать, что одно время мне, наоборот, везло на разводы. Тогда я была народным заседателем, и, как нарочно, в мои «присутственные дни» назначались дела о расторжении брака. Разводились все больше молодые пары. Мне уже стало казаться, что счастливых браков на свете вообще не существует.
Шестовы в 1944 году взяли на воспитание четырехлетнего мальчика из эшелона с ленинградскими детьми. Никаких справок у него не было, но свое имя он знал. Его звали Шурик. Когда он окреп, то вспомнил, что папу звали Сережа, маму — Груня. Шестовы мальчика усыновили, и его первую фамилию — Морковин — ему никогда не напоминали. Рассказала мне об этом Л. В. Кислякова, сестра приемного отца Шурика: «В сорок пятом году мой брат погиб, и Шурика отдали в детский дом уже под фамилией Шестов. Но, может быть, кто-то ищет Морковина Александра Сергеевича? Сейчас он уже молодой человек».
Поняв через много лет весь драматизм положения Шурика — приемных родителей у него не стало, а кровные найти его не могут, — Кислякова забеспокоилась. Может быть, добрый порыв ее вызван передачей «Найти человека»?
Попробую поискать родителей Морковина.
ДВЕНАДЦАТАЯ ИСТОРИЙ В ПИСЬМАХ
На страшную фантастическую повесть похожи письма Петра Ивановича Ходяна. Если бы писатель в своем рассказе или романе обрушил на голову читателя такое количество трагических событий, его можно было бы упрекнуть в неправдоподобии, в нагромождении ужасов. Но все это было на самом деле, все это человек пережил и рассказывает о пережитых страданиях сдержанно, с деловыми подробностями.
Из первого письма Петра Ивановича Ходяна,
«В лесу около озера Окуневец мы прятались от фашистов. Они спалили местечко Юховичи — все до одного дома, а нас преследовали как семьи партизан…
Однажды согнали всех тех, кого нашли в лесу, выстроили на поляне человек сорок пять детей, стариков и женщин и стали расстреливать. В живых осталось нас четверо: Лисович Николай — четыре годика, его родная сестра Зина — шесть лет, я и моя родная сестра Таня — ей тогда было шестнадцать лет. Мы остались живыми потому, что взрослые, падая, сбивали нас и накрывали своими телами. Когда фашисты ушли, первой поднялась Таня и начала искать живых, вытащила меня, Зину, Колю, который лежал под трупом отца. Здесь же были расстрелянные их мать и сестра, а также наша мама и три родные сестры.
Мы хотели уйти, но наступила ночь, и тут появились волки. Мы с сестрой подняли детей на дерево, привязали их там к стволу, чтобы они не упали, а сами с палками примостились пониже, чтобы отгонять волков. Всю ночь до утра звери ходили кругом дерева и выли…
…Когда рассвело, волки ушли. А мы долго еще не решались слезть с елки, а слезли — не могли идти, так отекли у нас ноги. Все же через силу прошли километр с детьми на руках и сели у лесной дороги. Тут нас нашли партизаны и забрали с собой… Вскоре Колю и Зину они переправили в детский дом. С тех пор мы их больше не видели.