Найти «Сатану»
Шрифт:
– Так откроем и посмотрим!
– Только я отойду в сторону. Там внутри может быть мина, чтоб врагу не достались секреты. Начнешь взламывать, а тебя на куски разорвет!
– А может и не быть…
– Тогда тебя посадят. За шпионаж.
– Почему за шпионаж? Какой я шпион?
– Если там важные документы, то обязательно посадят. Найдут за что!
Петрович аккуратно поставил чемоданчик на землю и сплюнул.
– И что теперь нам с ним делать?
– Властям сдать надо, – не задумываясь, ответил Егор. – Что еще?
– Властям? Где тут власть искать… Разве что медведя… Ладно, докладай начальнику, пусть он думает…
Только
Ближайшая власть оказалась в селе Дальнем, в двадцати километрах за Листвянкой. Олицетворял ее участковый уполномоченный капитан полиции Мурашов. Опорный пункт полиции располагался прямо в жилом доме капитана, только с другой стороны, и представлял из себя небольшую комнату со столом, покрытым допотопной зеленой скатертью, трех старых стульев – для хозяина кабинета и двух посетителей, тумбочки, на которой стоял сейф, канцелярского шкафа с какими-то пыльными папками. Над сейфом висел черный прямоугольник радиоточки. Так выглядели сельские присутственные места тридцать лет назад. На окне имелась решетка, а в углу прикрепленное к бревенчатой стене железное кольцо.
– Если кто-то буянит, я его наручником пристегиваю, пока не остынет, – перехватив взгляд сидящего напротив Дремова, пояснил Мурашов. – У меня ведь участок сто на сто километров, семь населенных пунктов, десятки заимок, охотничьих избушек… И бузотеров хватает!
Это был плотный краснолицый мужчина лет пятидесяти, в форме старого образца, с уверенными повадками хозяина тайги. Но сейчас уверенности поубавилось, и он старался не дотрагиваться до черного чемоданчика, поставленного Дремовым на стол рядом с массивным телефонным аппаратом, выпущенным в начале шестидесятых. Больше того – избегал даже смотреть на него. И приготовленная для документирования показаний бумага оставалась нетронутой.
– Надо же… Неужели Зенитчик действительно сшиб самолет? А все думали – пьяная болтовня… И я так думал, – задумчиво говорил он. – А оно вон как оказалось – выходит, все правильно рассказывал…
– Да при чем здесь Зенитчик? – нетерпеливо перебил Дремов. – Я прервал важную экспедицию, сообщил вам об авиакатастрофе, принес эту штуку, привел свидетелей… – Он показал на сидящего рядом Петровича и стоящего чуть в стороне Егора. – А вы, вместо того, чтобы принимать меры, рассказываете про пьяного бандита, который нас чуть не зарезал!
– Вот как? – оживился Мурашов, привычно придвигая к себе лист бумаги и беря ручку. – Расскажите об этом подробно!
– Послушайте, капитан, я не для того ехал сюда полдня, чтобы заявлять на этого идиота, – по-прежнему негромко и вежливо сказал Дремов, но в голосе его появились металлические нотки человека, привыкшего руководить другими людьми. – Я довел до вас информацию о деле государственной важности, извольте принимать соответствующие меры, а не заниматься ерундой! Мне надо объяснять своему начальству в Москве причину схода с маршрута! Что я скажу? Что поехал заявлять на вашего Зенитчика?
Мурашов хорошо разбирался в людях, в интонациях голосов и знал, чем кончаются доклады в Москву. Он с досадой швырнул ручку, она покатилась по столу и упала на дощатый пол.
– Да вы поймите, самолеты и секретные чемоданы – это не компетенция полиции! И я не знаю, что с ними делать! А Зенитчика мне теперь надо упаковать,
– Раз вы некомпетентны, сообщите тем, кто компетентен! А потом занимайтесь своим Зенитчиком или чем хотите, а мы вернемся на маршрут!
Дремов чуть повысил голос, и подчиненные переглянулись – для него это было столь же нехарактерно, сколь нехарактерно для других начальников геологических партий разговаривать тихо и вежливо. И сейчас он практически перешел на их язык – язык крика и мата. Но многие лучше всего понимают именно такой язык.
Обреченно вздохнув, капитан порылся в пухлом засаленном справочнике, снял тяжелую трубку, покрутил диск толстым пальцем и начал пересказывать всю историю кому-то на другом конце провода. Потом положил трубку на аппарат и перевел дух.
– Вам надо в райцентр ехать, в Таёжный, там уполномоченный госбезопасности. Ему все расскажете и отдадите чемоданчик, – глядя в сторону, сказал он.
Дремов встал, молча взял кейс и направился к двери. Губы его шевельнулись, и вряд ли это были слова прощания. Егор и Петрович переглянулись еще раз и пошли вслед за начальником.
Мурашов с облегчением смотрел вслед несостоявшимся заявителям, а когда дверь за ними закрылась, пыльной тряпкой протер место, где стоял страшный чемодан. Потом открыл сейф, извлек початую бутылку водки, налил полстакана, залпом выпил и закусил бутербродом из сала, положенного на черный хлеб. Владевшее им напряжение постепенно проходило. Капитан прошелся по комнате, выглянул в зарешеченное окно. Вездехода на улице уже не было – незваные гости со своим сбитым самолетом и секретным чемоданчиком, возможно, начиненным взрывчаткой, убрались из поселка и из его жизни. Ну, и хорошо! Он повернул ребристый кружок выключателя радиоприемника. Официальный голос диктора, читающего новости сегодняшнего дня, успокаивал, возвращая к обычной, повседневной жизни, в которой не было происшествий, касающихся его лично.
– Стрелки часов «Судного дня», символического измерителя глобальной ядерной угрозы, переведены на одну минуту ближе к «полуночи» из-за «неадекватного прогресса» в области ядерных и климатических проблем. Это решение было спровоцировано провалом установления контроля над распространением ядерного оружия, в частности, неспособностью США, Китая, Ирана, Пакистана, Израиля и Египта достичь соглашения о запрещении ядерных испытаний. Вдобавок, этому способствовала катастрофа на АЭС «Фукусима-1», а также ухудшение климатических процессов. Теперь до полуночи, то есть до ядерной катастрофы, осталось пять символических минут. Ранее, в 2010 году, стрелку часов переводили на одну минуту назад благодаря решению США отказаться от планов развёртывания системы ПРО в Восточной Европе и переговоров с Москвой по подписанию новой версии договора СНВ…»
Голос диктора приобрел трагические нотки, но Мурашов не слушал: глобальные новости не касались закрепленного за ним участка и не требовали от капитана каких-либо действий. Поэтому он плеснул в стакан еще немного водки и выпил одним глотком. Участковый редко пил на работе и при этом всегда знал меру. Закусив, он спрятал бутылку, достал из сейфа пистолет, надел фуражку и поехал за Зенитчиком. Он снова был уверенным и, как всегда, целеустремленным, ибо теперь находился в своей, привычной стихии.