Назад дороги нет
Шрифт:
— Ты подумай, это может оказаться неплохим вариантом, — улыбается, доставая из холодильника баночку с моим любимым йогуртом. — Дочь, поверь мне, мужики слишком привыкли держать всё под контролем, а когда что-то выходит из сферы их влияния, срываются в истерику. Они же вечные дети.
— Ты так говоришь, будто бы знаешь Витю.
— Как там, в “Снежной королеве”: “Я не знаю Кая, я знаю жизнь”. Ну, вот так и я.
А я задумываюсь над тем, что мама, как всегда, права и на этот раз её нужно послушать. Иду в комнату, нахожу старую тетрадь, ручку и пишу письмо. Понимаю, что всё
Когда через два часа конверт отправлен по знакомому адресу, с просьбой вручить лично в руки, я набираю Викинга и прошу не удивляться, когда ему придёт от меня письмо. Он отвечает, что постарается не упасть в обморок от потрясения, а я молчу, что не была бы такой беспечной на его месте.
Всё, машина запущена, назад дороги нет.
26. Викинг
Звонок в дверь отвлекает от просмотра какого-то тупого ментовского сериала. И зачем я вообще канал переключил? Смотрел же, как какой-то придурок пытался на коне въехать в пиццерию, пьяный в хламину. Так нет же, переключил, случайно нажав на пульт, и прямо залип на этой псевдо реалистичной дури. Утренний кофе давно остыл, но я не могу найти в себе сил, допить его. Устал, наверное, или всё-таки возраст сказывается. Да ну, на хрен, нашёл ещё, о чём париться, о возрасте.
Звонок в дверь настойчив до безобразия, и я вспоминаю, что скоро должны принести письмо от Аси. Нет, всё-таки не зря я однажды назвал её валькирией, потому что это не женщина, это ураган. Как ни пытал, что в том письме, так и не призналась, упёртая. Грешным делом подумал, что бросить меня решила таким оригинальным способом, даже испугаться успел, но потом решил, что это ерунда и глупость, потому что Ася не может не понимать, что в любом случае придётся объясниться лично. Я не из тех, кто оставляет незаконченные разговоры и незавершённые дела, легко отступаясь. Сопли жевать — явно не мой метод. А вот, когда она, открыто глядя мне в глаза, скажет, что не хочет быть со мной, объяснит причину, разложит по полочкам так, что я пойму, тогда и отпущу. Не раньше.
— Да иду я, чего трезвонить?!
Странный какой-то курьер, честное слово. Обычно разок робко позвонят, и дышать за дверью боятся, а тут прямо настойчивый такой. Размышляя о том, что такому активисту не мешало бы шею намылить, распахиваю дверь и замираю, увидев пришедшего. Вернее, пришедшую.
— Виктор, здравствуй, — говорит Анна Михайловна, моя бывшая тёща. — Надеюсь, я не помешала.
Господи, я не видел эту женщину чёртову уйму лет, а она зачем-то снова нарисовалась на моём пороге, будто бы кто-то здесь рад её видеть. Словно, здесь ещё кто-то способен радоваться.
— Я занят, — отрезаю и опираюсь плечом о дверной косяк. Нечего ей делать в моей квартире. Мы давно всё выяснили и трижды разжевали, потому не вижу повода чаёвничать под абажуром. — Говорите здесь, только быстро.
Наверное, некрасиво держать пожилую женщину на пороге, но вот такое я дерьмо, совсем не уважаю старших. Во всяком случае, моя бывшая тёща не из тех, с кем мне хотелось бы вести долгие разговоры, потому пусть выкладывает о целях визита, не проходя в
Анна Михайловна бросает на меня хмурый взгляд и поправляет на голове чёрную шляпку.
— Хорошо, я много времени у тебя не отниму, — вздыхает, осматривая подъезд, потом всё-таки переводит взгляд на меня, но молчит, а я и так всё понимаю без слов.
Мы давно уже ничего не должны друг другу. В тот момент, когда Жанна нас бросила, её родители, хоть и отреклись от дочери, но принимать участие в воспитании внука не торопились. Так, изредка, брали Яна с собой в парк, катали на карусели и возвращали через пару часов. В итоге я пресёк эти бесполезные попытки изобразить любовь — не хотел, чтобы Яна снова ранили. Да, я был плохим отцом хотя бы потому, что слишком трясся над ним, оберегал, и это сделало сына очень доверчивым и наивным. В итоге всё закончилось тем, чем закончилось, и в этом лишь моя вина.
— Анна Михайловна, говорите уже, раз пришли. Вряд ли вы соскучились по бывшему зятю.
На тонких губах расцветает лёгкая улыбка с явным оттенком горечи, а в голубых, как у дочери, глазах застыла тоска. Что-то случилось, только она продолжает играть в молчанку, будто бы слова в горле застряли.
— Что произошло? — не выдерживаю, повышаю голос, а тёща вздрагивает, словно ударил её.
— Витя… понимаешь.... — начинает, но голос срывается, и Анна Михайловна зажимает рот рукой, а из глаз в окружении сеточки морщин текут слёзы.
Вот это поворот.
— Заходите, — затягиваю бывшую тёщу в квартиру, и как только закрывается дверь, Анна Михайловна оседает на банкетку у двери и принимается рыдать.
Один всемогущий, этого мне только не хватало. Ни разу не видел, чтобы эта женщина плакала, да и не сказать бы, что мечтал лицезреть подобное зрелище.
Присаживаюсь на корточки напротив и, взяв крепко за худые плечи, встряхиваю. Чтобы успокоилась, перестала рыдать и сказала наконец, за каким чёртом пришла сюда сегодня.
— Жанна, — воет, а у меня в голове что-то щёлкает, — она… она…
— Что с вашей дочкой непутёвой случилось? Да хватит рыдать!
— Она умерла, — выдавливает и закрывает лицо руками.
Мать моя...
— Жанна? — спрашиваю, поднимаясь на ноги. — Умерла?
Анна Михайловна лихорадочно кивает, не отнимая рук от лица, а мне слышны лишь всхлипы и тихое подвывание. Тёща моя всегда была сильной женщиной, волевой, несгибаемой. Сказала, что им не нужна такая дочь, и больше Жанна не переступила порог отчего дома. Но сейчас сидит в моём коридоре, худая и маленькая, а истерика выворачивает её наизнанку. Иду на кухню, наливаю полный стакан воды и, вернувшись, протягиваю.
— Попейте, — прошу, а внутри что-то в узел сворачивается, потому что сказанное минуту назад не укладывается в голове, кажется невероятным, немыслимым.
Всё-таки, несмотря на мои, не самые светлые чувства, к Жанне, сейчас не могу поверить, что сказанное Анной Михайловной — правда. Ей же… чёрт возьми, ей же всего сорок один! Молодая же баба, здоровая была, когда в последний раз доставать меня удумала, а тут...
— Витя, я пришла… я не знала, куда ещё пойти… мне только что позвонили, сказали...