Назад к ЭВМ
Шрифт:
— Чего случилось? — хрипло спросил потом Валька. — Опять у Леньки яичница сгорела? Сто раз предупреждал его: если готовишь — не уходи в комнату! Да нет, вроде горелым не пахнет…
В этот момент дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась комсорг Люда — высоченная, как шпала, тощая, как селедка, и очень строгая девица в халате и с бигудями на голове. Люда ненавидела всех студентов и отчаянно лебезила перед преподавателями. Мотив ее был ясен: она приехала из крохотного городка и всеми силами старалась зацепиться в Москве, понимая, что работать по распределению после окончания института
Беспринципная Люда могла запросто заложить любого, даже своих подруг. Девочки ее поэтому сторонились, парни с первых курсов побаивались, ну а старшекурсники — порой откровенно посылали, несмотря на возможные неприятности. Стукачей в общежитии никто не любил. Пару раз у меня уже были с ней небольшие стычки, но вроде бы удавалось уладить дело мирно. Я вообще старался лишний раз особо ни с кем не знакомиться, предпочитая общаться с уже сложившимся кругом — Валька да Ленька. В конце концов, я тут (смею надеяться) ненадолго.
— Потапов, Ремизов! Ваших рук дело?
Я кинул взгляд на стол. Так и есть! Там стояла целая батарея пустых бутылок. Поленившись аккуратно вынести их сразу после попойки, мы хотели было встать с утра пораньше, сложить их в сумки, переложить тряпками, чтобы не звенели, и аккуратно пронести мимо спящей вахтерши еще до того, как она включит первый выпуск новостей. Однако, как и ожидалось, никто не проснулся. Валька понадеялся, что я разбужу его, а я — что он меня. Вчерашние гости разбрелись, рассудив, что раз мы — хозяева комнаты, нам и убирать.
Я понуро сел на кровати, подтянув одеяло повыше. Ну все, сейчас начнется. Антиалкогольная кампания идет полным ходом, не только в стране, ну и у нас в общежитии. За одну случайно найденную бутылку серьезных порицаний не было бы, но за шесть штук, которые сейчас красовались на столе рядом с учебником Виленкина по высшей математике, можно было получить конкретный залет.
— Что это? — вопила Люда
— Бутылки, — обреченно сказал я.
— Какие бутылки, Ремизов? Что это?
И тут я заметил, как Люда брезгливо, двумя пальцами, перехватив бумажкой, держала за хвост в руках дохлую мышь. Ничего не понимая, я посмотрел сначала на мышь, потом на нее.
— Идиоты! Вы что наделали! Опять Ваши дурацкие шутки! Я чуть-чуть на нее не наступила!
— Слушай, — в конце концов не выдержал Валька, который уже успел натянуть штаны, встать и снова зачерпнуть себе воды из стоящего на скамеечке ведра. Его все еще мучила жуткая жажда после возлияний, впрочем, как и меня, и поэтому он был не в лучшем расположении духа. — Или объясни нормально, что случилось, или выйди отсюда и дай нам одеться. Это ты вообще-то к нам в гости зашла, а не мы к тебе! И хватит обзываться! Орать будешь на своего мужа, когда замуж выйдешь!
Я думал, что Люда покраснеет, как рак, как это всегда с ней случалось, и начнет кричать еще громче, однако она неожиданно для нас с Валькой понуро сникла и, хлопнув дверью, выскочила в коридор. Кажется, я услышал всхлипывания. Ну этого еще не хватало… Валька тем временем уже успел одеться, умылся и начал собираться. Да, видать, многого я не знал о Вальке. Пусть Люда —
— Давай, — поторопил меня Валька, — я тебе не мама, чтобы каждое утро в школу собирать. Да не переживай ты, не будет Людка долго рыдать. Через пять минут к какому-нибудь первокурснику прицепится со своими дурацкими взносами. Давай-давай, тару надо вынести. Так, две тебе, две мне, — он деловито рассовывал бутылки во внутренние карманы куртки и под свитер, — и две — Леньке. Сейчас зайдет. Аккуратно вынесем, может, и сдать по дороге успеем, хватит на пирожки в буфете. Похоже, кто-то просто решил подшутить и Людке дохлого мыша под дверь кинул. Не очень ее тут жалуют, ну, впрочем, и поделом.
Через пять минут, когда я уже тоже собрался, выяснилась причина нашего резкого пробуждения. Ленька, зашедший стрельнуть чаю и поделившийся присланными родителями конфетами, рассказал, в чем было дело. У него была привычка есть по ночам. Не знаю, почему, но почти каждую ночь, часа в четыре, ему обязательно нужно было перекусить хоть чем-нибудь. Алкоголь, как известно, повышает аппетит, поэтому в ночь после наших совместных возлияний Леньке захотелось не просто булки с маслом, а чего-то посущественнее. На столе еще оставался кусок жареной курицы, уже практически холодный. На кухне, однако, было еще холоднее — отопление еще не дали, а кто-то на всю ночь открыл окна. Поэтому идти туда приятелю совершенно не хотелось. А есть хотелось очень.
Ленька вдруг вспомнил, что где-то у него от злой вахтерши припрятана запрещенная и потому очень ценная электрическая плитка. Он ее привез из дома еще в начале семестра, но плитка работала плохо, а починить все руки не доходили. Поэтому голодный сомнамбул просто завернул ее в пару старых свитеров и запихал подальше в шкаф, чтобы никто не нашел. Когда он вынул из шкафа сверток и развернул, оттуда выбежала мышь и побежала на кровать. Мышей Ленька ненавидел, хотя и видел и их часто в своей жизни. Мышь тем временем проскользнула в приоткрытую дверь и побежала по коридору.
Привыкший довольно просто решать участь ненужной живности деревенский парнишка, которому приходилось резать и кур, и свиней, просто взял хоккейную клюшку, которая была в шкафу и подвернулась под руку, и погнался за мышью. Настигнув ее у чьей-то двери, он благополучно прикончил животину и с чувством выполненного долга пошел досыпать в комнату, уже перехотев есть. А наутро злющая комсорг Люда обнаружила у своей двери малоприятную находку, после чего и заявилась к нам.
— Я и не знал, что это Людкина комната, — веселился Ленька, отсыпая себе пару ложек черного чая, — ну а если бы знал, наверное, подкинул бы специально. А если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то несчастное животное спасло вас от скандала, так?