Назад к жизни
Шрифт:
Он недовольно прищурился.
— Ты что-то хотела, Якимова? — вопреки выражению лица голос прозвучал слегка устало.
На долю секунды у меня перехватило дыхание, а во рту пересохло.
Презрительно покачав головой, он все-таки собрал свои вещи и направился к выходу.
— Михаил Иванович! — я взяла себя в руки, — подождите.
— Что такое? У меня через 10 минут еще одна консультация, Якимова. У тебя было время задать мне вопросы, но ты им не воспользовалась. Не задерживай меня, пожалуйста.
Жесткая отповедь привела меня в чувство. Внутри зажглась
— Михаил Иванович, — вдох-выдох, — я знаю, что я вас задерживаю. И знаю, что я не самая лучшая ученица. Но мне нужна ваша помощь!
Он хмыкнул, чуть приподняв бровь, похоже не ожидал от меня смирения. Но портфель на стол поставил, задерживаясь.
— Михаил Иванович, я провалю экзамен.
— Точно, провалишь, — согласился он.
— И я не имею на это права. Знаю, раньше надо было думать, согласна. Не дал бог мозгов — считай инвалид. Но я хочу исправить положение! Очень хочу. Я не давлю сейчас на жалость и не прошу поставить оценку авансом… нет. Я прошу дать мне шанс. Один шанс. Пожалуйста.
Он снова фыркнул, не глядя на меня.
— Знаешь, Якимова, тебе сейчас поможет разве что машина времени. Бух, и перенестись на пару месяцев назад, для посещения моих занятий.
Ну, Мишо, извини, свой запас временных перемещений я уже исчерпала.
Естественно, я промолчала, вздохнув. По уму все его слова были полностью справедливы. Опустила глаза, ни дать не взять пай-девочка из закрытого пансиона.
Он вздохнул, потер глаза рукой. Этот знакомый жест заставил меня внутренне вздрогнуть. Михаил всегда тер глаза, когда готовился принять окончательное решение.
— Михаил Иванович, — пауза затягивалась и становилась опасной, — я прошу вас только подсказать, кто может дать мне пару дополнительных занятий. Понимаю, что ваше время не резиновое, но ведь у вас есть ассистенты, другие студенты, кто сможет дать мне несколько уроков. Просто посоветуйте кого-нибудь.
— Ладно, Якимова, черт с тобой. Я сегодня освобождаюсь в семь вечера. Придешь на кафедру. Там посмотрим насколько все плохо. Приготовь вопросы, хотя бы.
После этого он не прощаясь ушел. А я перевела дыхание, опустившись за ближайшую парту.
Итак, евреи, у вас есть 8 часов, чтобы научиться дышать под водой*.
Час летел за часом. Я устроилась в кофейне в самом дальнем углу и обложилась учебниками и конспектами. Сначала компанию мне составили Ирина и Наталья, и надо отдать им должное, вдолбили в мою голову хотя бы основные знания. Но около пяти вечера они ушли домой, пожелав мне удачи.
Дважды позвонила мама, один раз Лика, но на все вопросы я отвечала коротко — времени у меня было в обрез. Впрочем, усилия даром не прошли и в математический корпус я шла уже четко зная, где именно у меня громадные пробелы, а где я хотя бы что-то понимаю.
Спросив у студентов-математиков где кабинет Стоянова, без пяти семь я постучала в закрытые двери. Секунда-другая, сердце сделало кульбит — неужели
Но двери открылись, и Михаил, державший у уха телефон, кивком разрешил мне войти, а после глазами указал на одно из кресел за рабочим столом.
— Хорошо, — проговорил он в трубку, — я понял. Да, виза готова, вылечу 22, как и договаривались.
Я опустила глаза, достала рабочие тетради и конспекты.
— Все, пока, — Стоянов завершил разговор и повернулся ко мне. — Готова?
— Почти.
Он тяжело вздохнул, и сел напротив.
— Ладно. Приступим к метанию бисера….
Его голос, такой знакомый и близкий, звучал холодно и отстраненно. Он сухо, но довольно подробно начал объяснять мне все тонкости своего предмета. Я слушала максимально внимательно, сразу задавая вопросы, если было что-то непонятно, хотя потребовалось немало усилий, чтобы воспоминания не мешали учебе. Все в нем было мне знакомо, жесты, голос, запах.
Я видела, что он устал, могла предугадать каждый жест. Приходилось постоянно одергивать себя, запрещая думать о нем, как о мужчине, что было довольно сложно. Не смотря на всю мою неприязнь, меня тянуло к нему. Сильно тянуло. Как и тогда, в другой жизни, я дурела от его запаха и звуков его голоса. Только в этот раз от него веяло не просто холодом — льдом и презрением.
Два часа пролетели почти незаметно. В конце тоннеля забрезжил свет — знаний в моей голове значительно прибавилось. Заданную напоследок задачу я решила быстро и самостоятельно. Похвалы, естественно, не дождалась, но и язвительного замечания не удостоилась. А видит бог, в этот вечер их было достаточно. Стоянов словно испытывал мое терпение на прочность, позволяя себе довольно чувствительные выпады в мой адрес. Будь я помоложе и поглупее — уже бы взорвалась, но к счастью я нынешняя на провокации не купилась. Матерные слова загнала поглубже и продолжала, скрепя зубами, слушать разъяснения. Разве что пару раз, не сдержавшись, бросила на него злой взгляд.
— На сегодня достаточно, Якимова, — наконец, смилостивился мой мучитель. — Завтра придешь в это же время.
— Спасибо. Буду, — кивнула я, собирая свои вещи со стола. — Вы…. Вы куда-то летите?
Он вскинул голову и удивленно приподнял брови.
— Да, на конференцию в Берлин, — но все-таки удосужился ответить.
— О, это здорово!
И тут в голове родилась гениальная идея.
— Михаил Иванович, а можно вас попросить кое-что привезти мне из Германии? — прежде чем хорошенько обдумать идею, вопрос уже вырвался на свободу. — Я смогу оплатить и….
— Якимова, я похож на работника почты? — холодно оборвал он мои излияния, заставив прикусить губу.
— Нет… простите…. — от обиды в носу защипало. — До завтра. Хорошего вечера.
Из кабинета я вылетела пулей, боясь, что все-таки не сдержусь.
Мозгами я понимала, что он в своем праве относиться ко мне подобным образом. Перед ним ведь стояла не та женщина, которую он хотел со страшной силой, а глупая студентка, которая половину года относилась к учебе и к нему самому с огромным пренебрежением.