Назад в СССР 5
Шрифт:
— Восемьдесят три.
— Ого, — присвистнул я. — Ни за что бы не подумал, — теперь уже без лукавства и с некотрым восхищением проговорил я.
А бабуля – молоток. Живчик. Можно сказать, почти долгожитель, если учесть, что средняя продолжительность жизни в СССР (за некоторым исключением), как правило, не переваливала за семьдесят лет.
— Я еще государя видела, — с гордостью заявила Людмила Петровна. — А скольких вождей потом пережила!
— И еще многих переживете, — заверил я. — Только никакой чертовой метки здесь нет. Значит, все нормально с
— Не чертовой, — поморщилась бабуля, — а бесовой.
С таким раздражением, будто я березу с ёлкой перепутал или шапку с живой кошкой.
— А какая разница? – отмахнулся я. – По мне, что черт, что бес — один балбес.
— Разница есть, бес, если для нас с вами, страшнее черта. Бес – злой дух и вселяться в человека может.
— Да нет здесь никаких злых духов, и пятна вашего нет. Сами посмотрите! А вообще, было ли оно?
— Ты мне не веришь? А зря…
Людмила Петровна, сокрушаясь, покачала головой.
— Кто еще может подтвердить ваши слова? Кто видел сей казус на стене?
— Да никто, вроде, — сокрушенно пробормотала бабуля. — Умерли все… Хотя, погоди! Работников ЖЭКа вызывали же Кирьяновы. Когда закрасить не могли стену. Но они не отреагировали. Сказали, что дом еще не старый и стены отпотевать могут, вот и ползет чернота на сырость. У них и можешь поспрашивать.
— Хорошо, обязательно спрошу. А тепрь пойдемте уже. Что-то я совсем тут замерз.
Мне хотелось уже завершить это эксцентричное знакомство – пусть старушка хоть зелья из жуков и совиных перьев варит, только без меня. Мы вышли на лестничную площадку. Навстречу попалась растрепанная женщина. Глаза шальные, лицо осунувшееся, ветровка нараспашку. Она торопливо отперла соседнюю с тринадцатой квартирой дверь и, даже не поздоровавшись, шмыгнула туда. Бам! Дверь с грохотом за ней захлопнулась.
— Что это с ней? — я недоуменно проводил ее взглядом. — Будто не в себе… И в авоське не продукты, а лекарства какие-то. Но на больную она не похожа. Вон как промчалась по ступенькам. Как на пожар.
Моя провожатая на секунду оглянулась на меня, видно, размышляя, когда это я успел все заметить, но не дала мне слишком долго чувствовать себя умным и подкованным.
— Да Вера это, соседка наша. С дочкой живет, подростком. Болеет у нее Ирка. Вот горе-то для матери. Второй месяц хворь не отпускает.
— А что за хворь? — насторожился я.
— А никто не знает, — пожала плечами Людмила Петровна. — Тошнит, голова кружится, устает быстро. В общем, в четырнадцать лет слабость напала. Уж каким только врачам она ее не показывала, какими только лекарствами она ее не пичкала. Все одно не помогает.
— А врачи что говорят?
— Что все нормально, мамаша, не беспокойтесь. Бывает такое в переходном возрасте, мол, организм растет и перестраивается, гормоны и прочие казусы в кровь выбрасываются. Потерпите, все пройдет.
— Может, и правда? — я задумчиво поскреб отросшую щетину на подбородке. — Возраст такой…
Не хватало ещё мне тут начать разбираться в медицине, чтобы отличить россказни и страхи от реального бедствия.
—
— Сказки все это, — поморщился я, — спасибо за вам уделенное время, Людмила Петровна, за чай с булочками. До свидания.
— Не веришь, значит, — опустила худенькие плечики старушка, кутаясь в шаль. — А зря… Своими глазами я пятно это видела… Ума не приложу, куда оно делось… А Ирку жалко. Девчонка учится хорошо и на скрипке играет. Но сейчас уже не пиликает давно…
— Почему?
— Так болеет же, говорю.
Смутные сомнения закрались в мою душу. Что-то явно здесь не так. Вымерла целая семья за короткое время. Странная бабуля твердит про злых духов, но в то же время соседская девочка чахнет. Совпадение? Может быть. Только не верю я в такие совпадения. “Потомственная ворожея” заронила в меня зерно сомнений. Что за чертовщина здесь происходит?
— Пожалуй, я наведаюсь к Вере, – окликнул я Людмилу Петровну, которая уже решительно шаркала к себе. – Как она с гостями незваными обращается, не знаете? Поможете контакт с ней наладить? Вам-то она откроет.
— Нет, уж! — фыркнула бабушка. — Дальше сам. Не веришь мне, вот и иди один.
— И вам до свидания, Людмила Петровна.
Бабулька явно на меня обиделась и поспешила скрыться в своей квартире, а я позвонил в соседнюю под номером четырнадцать. Дверной глазок внимательно меня осмотрел. Я это нутром чувствовал и видел по погасшему блику в его центре. Но мне никто не открывал. Я постучал еще раз. Деликатно, но настойчиво. Дверь откинулась на цепочке, и в щели появилась уставшее женское лицо с темными кругами под потухшими глазами:
— Что вам нужно?
— Извините, — я достал удостоверение. — Я по поводу ваших соседей из тринадцатой квартиры. Можно поговорить?
— Умерли они… — бросила та и хотела закрыть дверь, но я мягко подхватил ее за ручку и не дал захлопнуться.
— Я знаю. И это очень странно. У меня будет несколько вопросов.
— А мне какое дело? — устало и без злобы проговорила хозяйка квартиры.
Дверь она больше закрыть не пыталась, но создавалось ощущение, что буквально каждое слово разговора со мной дается ей с трудом. Через силу.
— Прошу прощения, но возможно, это окажется связано и с вашей дочерью… Когда она заболела?
— А… Эта старая сплетница уже растрезвонила, — Вера отрешено кивнула на квартиру Людмилы Петровны. — Везде сует свой нос…
— И все-таки, расскажите, пожалуйста, подробнее о болезни вашей дочери.
— А вы что, врач? Вы же из милиции.
Хозяйка четырнадцатой квартиры уже и не знала, какие силы могут меня прогнать с ее порога. Я привык не сомневаться, но все-таки мне было жаль настаивать сейчас на беседе.