Назад в СССР: Демон бокса 3
Шрифт:
— У него есть дружок, зовут Луис-Бомба. Если ты пошлёшь Дюка нах, за тобой не придут ниггеры Луиса?
— Пусть попробуют… Всех раскладов не знаю, Дюк торчит Луису лимона четыре. Когда в мае не добазарились об отсрочке, Луис меня с пацанами отправил к Дону, мал-мал подрихтовать.
— Что-то я, вернувшись из Советов, никакой рихтовки на роже Дюка не усёк.
— Так он сразу обоссался, — хохотнул мой спарринг-парнтёр. — Согласился увеличить цифру на миллион. И один лям отдать уже к первому сентября, остальное за год. Меня потом зазвали к Марву, уж очень впечатление произвёл,
— Вот как. Джим, ты — чел Луиса?
— Я — только свой. С Луисом был разовый. Дал мне двести баксов. Сам поднял лям. Я таких черножопых ненавижу больше, чем белых.
В далёком от завершения пазле мироздания добавилась ещё одна фигурная картонка. Финплан Дона мне теперь совершенно ясен. Конечно, на миллионных контрактах со мной, а ещё другие парни приносят, он выкрутится и отобьёт четыре миллиона за восемьдесят седьмой. Вот со взносом к первому сентября у него засада. Что он может? Поставить против меня? Продать кому-то гарантию, что я лягу под Майкла? Где-то около этого.
Проще всего самому достать лям из сейфа и сказать: держи, вычту из твоей доли до декабря восемьдесят седьмого. Но как ответить на его естественный вопрос: откуда ты, мать твою, знаешь про миллион до осени? Палить Кастета нельзя ни при каком раскладе.
Тогда последний и не очень хороший вариант. Пусть Дон не знает, что я его раскусил. Но придётся крутить головой на триста шестьдесят градусов, подляна готова прилететь и сзади, и спереди.
А ещё — нужно менять тренера. Хочу Риверса, что невозможно никак из-за почти неизбежного матча-реванша с Майклом Спинксом — по моей или его заяве. Никто в здравом уме не согласится на бой со ставками в виде двух чемпионских поясов, если оба боксёра занимаются у одного и того же тренера.
Утром накануне боя Ольга, наконец, осмелилась задать вопрос:
— Ставим? На какой раунд?
— Я, блин, даже не знаю, на кого ставить — на себя или на него. Не ставим вообще!
На боксёрские матчи она одевалась как вдова — в тёмно-серое, балахонистое и совершенно асексуальное, сейчас это были мягкие штаны из тонкой дымчатой ткани умопомрачительного размера, даже мне, наверно, велики, и такую же накидку — платок, из-под которой едва высовывались кисти рук, ноль косметики. Я спрашивал — не хочешь меня вдохновлять? Она: не хочу, чтоб меня лапали руками или хотя бы взглядами, пока ты в раздевалке, а я в зале или у букмекеров. Не нашел, что возразить.
Нацепила кепи и тёмные очки.
— Хреновое настроение. Ну, я тебе поднимала его как могла. Сейчас вытащу Машку из ванной, можем ехать.
Она могла забыть прокладки, дезик или водительские права. Но ребёнка — ни при каких обстоятельствах, «Один дома» и «Один дома — 2» не про неё.
Отвратительные предчувствия начали сбываться уже с первого раунда. Спинкс был не так уж силён, но избрал, или, точнее, Риверс ему велел, абсолютно грамотную тактику против более мощного, но низкорослого спортсмена. Он принял не просто левостороннюю стойку, а вообще развернулся ко мне боком, постоянно выбрасывая джебы, удерживающие на дистанции. В отличие от Стивенсона, державшего левую распрямлённой, этот работал рукой, один из двух десятков джебов доходил-таки до цели, и
Я вынужден был непрерывно кружить вокруг него по часовой стрелке, пытаясь зайти с фронта — на дистанцию расстрела его головы и корпуса, оттого каждый раунд пробегал куда больше соперника, а силы не беспредельны. И этот бег по кругу не был безмятежен как вращение Земли вокруг Солнца, меня постоянно поджидала его правая кувалда, ничуть не уступающая по мощи моим ударам.
После пяти раундов, а всего пятнадцать, уже вымотался. Не скажу, что Спинкс свежее и смотрится как только что сорванный огурец в пупырышках, но я первый раз нарвался на оппонента, с которым тупо не знал, что делать.
Привалился спиной к углу, не воспользовавшись табуретом.
— По очкам все раунды — его, — «утешил» меня Марв, кэп-Очевидность.
— Я — панчер. Похрен, сколько пропустил. Вопрос — когда завалю.
— Если завалишь.
— Сам не знаю — когда. Дай попить.
Он сунул мне пластиковую бутылочку с трубкой, я прыснул в рот. Хоть вода перемешалась с кровью, сочившейся из мелких трещинок, капа не всегда спасает, когда прилетает знатно, показалось, что у жидкости есть какой-то странный привкус. Не сделав ни глотка, сплюнул на канвас, тем более пора было совать капу на место и в шестой раз идти навстречу Спинксу, сегодня — реально ни в чём мне не уступающему.
В шестом раунде рефери в первый раз открыл счёт. Мне. На ногах устоял, но но на пару секунд потерял ориентацию. Хорошо, судья нормальный, сразу зафиксировал нокдаун. Дай Спинксу хлопнуть ещё раз — и привет, очнусь в раздевалке.
— Выбросить полотенце? — спросил Марв в перерыве.
Вместо нашатыря, полагающегося после нокдауна, совал ту же бутылочку. Подозрение, что дело нечисто, переросло в уверенность.
Я швырнул её под первый ряд, между ногами Оли и Маши. Дочь как раз сосала газировку.
— Дай!
Она тотчас догадалась и, вскочив, протянула мне её на ринг. Жадно осушил до конца, Машуня оставила совсем немного. По правилам поить боксёра вправе только секундант, но к едреням правила, не знаю, что там мне могли намешать.
— Бокс!
В седьмом раунде я опять поплыл. Судья досчитал до шести, кивнул, но не дал команду продолжать, глядя мне через плечо. Я тоже посмотрел туда и едва не подпрыгнул как ужаленный, Марв занёс руку с полотенцем, чтобы швырнуть его на ринг.
Следующие секунды HBO, наверно, будет раз двадцать повторять в эфире. Я устремился в угол, поймал полотенце в воздухе и влепил Марву такой хук, что он слетел с ринга спиной вперёд, упав на зрителей в первом ряду, оттуда донеслись возмущённые вопли, из другой части зала — смех.
А я, выплюнув капу, орал:
— У боксёра в красном углу смена секунданта! Продолжает Ольга Щеглова!
— Правила такого не предусматривают. Да и баба… — промямлил рефери.
Если бы он был куплен, то остановил бой окончательно, доказывай потом что хочешь. Но, видно, мои доброжелатели решили, что и без подкупа рефери, а это сложно и неоднозначно, вопрос решится с гарантией. Просчитались.