Назло громам
Шрифт:
— Но, Брайан…
— Что-то не так?
— Нет, конечно нет. Только я не могу больше вернуться в «Метрополь»; по крайней мере, не хочу этого. Это будет ужасно смешно.
— Почему же? Разве номер еще не числится за тобой?
— Уже нет. Когда ты отправил меня сюда сегодня утром, я была страшно растеряна. Думала, что ты хочешь спрятать меня до тех пор, пока я не смогу уехать из страны, поэтому отказалась от номера и велела переслать остальной мой багаж в аэропорт. А теперь я не хочу уезжать. Вдруг полиция подумает, что
— Ты не можешь сбежать, дорогая моя. А вот чемодан тебе пригодится. Лучше спущусь и принесу его сюда.
— Брайан, дорогой, я не могу остаться здесь, с тобой! Я хочу сказать…
Он не отреагировал на мисс Одри Пейдж, как не отреагировал бы на подобные слова и любой другой женщины на свете. Брайан был страшно серьезен — такой уж это был человек. Даже не улыбнулся.
— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. И это может быть единственным способом предупредить еще большие неприятности. И все же при любом раскладе тебе нужен чемодан. Подожди минутку!
Наружная дверь захлопнулась за ним. Он спустился на лифте вниз. Однако и тридцати секунд не чувствовал себя свободным от ощущения, что кто-то преследует его.
Дом Брайана находился почти в тени моста Кулувреньер — серо-белого сооружения из семи мостов на Роне. На фоне прекрасного ясного вечера, правда не очень теплого, его огни отражались в стремительных водах реки.
Однако маленькая боковая улица почти не освещалась. В свете уличного фонаря на набережной Брайан увидел, как какая-то едва заметная тень открыла заднюю дверцу его машины и, кажется, уселась на заднее сиденье.
Он набросился на незваного гостя, схватил его за запястье, вытащил из машины и поволок на свет.
— Какого черта! — завопил знакомый скрипучий голос. — Ты соображаешь, что делаешь?
Брайан отпустил руку, выругавшись от разочарования, а маленькая, коренастая, бочкообразная фигура закачалась и чуть было не упала наземь. В свете фонаря он увидел Джералда Хатауэя без шляпы, злобно уставившегося на него.
— Итак, друг мой? Что ты, по-твоему, здесь делаешь?
— Нет, это что ты здесь, по-твоему, делаешь, если уж об этом зашла речь?
— Ты что, живешь здесь, а? И это твоя машина, да?
— Отвечаю «да» на оба твои вопроса. Откуда ты так много знаешь?
— Я знаю, что ты живешь в одной из этих квартир, — бойко пояснил Хатауэй, — потому что звонил сюда вчера вечером. Какая-то мадам Дюваллон или Дювалле, которая, как она сказала, «открывала» для тебя квартиру, сообщила, что ты должен приехать из Парижа. Я знаю, что это твоя машина, потому что утром, еще до того, как не смог позвонить тебе и остановить, увидел, как ты на ней уехал. Или мои глаза меня обманывают?
— То есть?
— Неужели это ультраконсервативный и важный мистер Брайан Иннес? Ведешь себя так, будто за каждым углом видишь гангстера. Полагаю, это из-за той девушки?
— Да, думаю, что так. А как насчет коварного и трусливого
Только чувство собственного достоинства Хатауэя удержало его от того, чтобы изобразить на мостовой нечто вроде танца.
— Ах ты, рыжий идиот! — заорал он. — Я собирался подождать тебя здесь, потому что я — человек очень деликатный. Ты же, конечно, повел ее к себе.
Эти слова не требовали ответа, потому что прозвучали не как вопрос, а как утверждение. Брайан воспринял их как нападение.
— Почему ты решил, что она здесь?
— Не уклоняйся от ответа, друг мой! В «Метрополе» ее нет; на вилле «Розалинда» — тоже. Больше ей негде быть.
— Снова дедукция? Хатауэй, так зачем ты меня ждал?
— Чтобы предупредить об одной вещи. Если ты влюбился в эту девушку, будь осторожен. Ты видел вечерние газеты?
— Нет.
В кармане Хатауэя лежала сложенная в несколько раз газета. Он достал ее и помахал ею, но Брайан не мог видеть ничего, кроме силуэта его лысой головы и ощетинившейся бороды.
— Расписано во всех газетах. Похоже, что пресса здесь так же несдержанна, как во Франции, — с горечью заметил он.
— Я все еще ничего не понимаю…
— Де Форрест Пейдж тоже мой друг. Он попросил тебя позаботиться о его дочери и не допустить, чтобы ее преследовала полиция. Когда эти новости долетят до Лондона, отцу будет не очень-то приятно о них узнать.
— Неужели имя Одри Пейдж упомянуто в газетах?
— Неужели? Взгляни сюда! И это не все. Не очень-то верь Гидеону Феллу. Согласно отчетам, которые публикуются чуть ли не во всех газетах, он говорит только загадками, скрывая очень важную информацию.
— Тогда как человек по имени Хатауэй никогда не делает этого, да? И забудь о том, что пишут в газетах. Что говорят на вилле «Розалинда»?
— Не знаю, что говорят на вилле «Розалинда». Я там не был.
— С какого времени?
— С раннего утра.
— Так кто после этого чокнутый, Хатауэй? Ты хочешь, чтобы тебя тоже разыскивала полиция?
Собеседник Брайана выпрямился, вздрогнув от волнения. Его высокий, резкий голос победно зазвучал:
— Я обошел Гидеона Фелла! Я обошел его по всем статьям! Часть этого дела может объясняться одной субстанцией — серной кислотой; другая же часть объясняется другой субстанцией — маслом горького миндаля.
— Маслом горького миндаля? Что это такое?
— Яд, которым убили миссис Ферье. Иди сюда!
Глава 12
Непредсказуемый, охваченный каким-то смешанным чувством между триумфом и смутным страхом, Хатауэй бросился через дорогу к парапету набережной. Брайан последовал за ним. Хатауэй остановился под фонарем с газетой в руках.
— Если ты прочтешь, что здесь написано… — начал он с горячностью.
— Не хочу я ничего читать! Скажи лучше, что такое масло горького миндаля?