Не бесите боевых грифонов, или любовь на краю света
Шрифт:
Не слышу.
Я не слышу тебя. Я не хочу тебя слышать.
Вслед за нами высыпали остальные. Бывший егерь и бывший контрабандист сжимают и разжимают кулаки, словно собираются затеять прямо тут, возле кабинета короля, кабацкую драку. Его величество одобрительно посматривает, будто и сам не прочь присоединиться, чтобы как следует отмутузить герцога Норфолка, сильнейшего стихийного атакующего мага.
– …ничего не изменится для нас, пойми ты, наконец, – слышу, будто сквозь дюжину пуховых перин. – Это брак по расчёту!
–
Странный. Бешеный. Какой кузен короля всё же жуткий…
– Джоан, любимая, – Норфолку, как обычно, плевать на окружающих.
Отталкиваю. Прогоняю.
– Оставьте её, герцог! – гневный тон родственника его величества.
Ему-то какое дело до всего этого?
Вырываюсь, убегаю, и вот с тех самых пор так и сижу в этой комнате несколько дней.
Что мне делать?
Конечно, день принесения клятвы верности королю пропустить невозможно – и я честно выполнила все формальности (в том числе реверанс). Но остаться и выслушивать объявление помолвок короля и его друга, герцога Норфолка, выше моих сил.
Простите, Ваше Величество.
Зачем Норфолк явился сюда и обнимает меня? Разве здесь он должен быть в этот торжественный день? Со мной? Нет. Он должен быть на празднике рядом с растерянной и испуганной невестой.
– Джоан, услышь меня. Я женюсь, потому что так будет правильно. Она девочка понятливая, и никаких проблем, поверь мне, с ней не будет. Ты моя любимая, единственная…
– Недостаточно любимая, чтобы стать женой, – слышу я свой голос.
О! Я могу говорить? Да ещё таким твёрдым, ледяным голосом? Это же замечательно.
Герцог совсем рядом. Он прижимается лбом к моему лбу, ищет губы, чтобы поцеловать.
– Ты холодная, как…
«Мертвая», – думаю я про себя, но герцог, умница воспитанная, произносит:
– Как мрамор.
Поэт!
– Джоан, посуди сама: ну какая из тебя супруга аристократа? Вздор же.
Действительно… Спасительница короля и королевства, по иронии судьбы и этого самого герцога, которого мы с Альфредом волокли полумёртвого по весеннему лесу в укромную пещерку в скалах – приют местных контрабандистов. Ох, и тяжёлый же он был тогда! Я выдала мальчишке-королю укрепляющую настойку – не совсем, к слову сказать, законного содержания – и молилась, чтобы найдёныш с лазурными глазами не потерял сознание, потому как двоих мне было бы не вытащить…
Кого я спасаю? Такие мысли даже в голову не приходили тогда.
Значит, как жена, я… Вздор. Тогда зачем всё?
– Зачем ты пришёл?
В голосе, как и в сердце, зима. Снег засыпает леденеющий труп посреди поля – это я, та, что любила. Покойся с миром, чистое, искреннее дитя, а с той, что восстала из стона собственной невыносимой боли, с ней мы ещё поговорим. Познакомимся. Нам теперь как-никак жить вместе…
– Я пытаюсь объяснить тебе, что…
– Уходи.
– Джоан! Я ведь уйду…
– Я знаю.
В
Зато я не аристократка. Какая из меня жена? Я не буду сдерживаться. Мне можно. Я разобью всё, до чего дотянутся руки, едва ты уйдёшь.
Уходи… Ну же! Уходи!
…
Я оказалась спасительницей короля случайно. Разве намеренно становятся спасительницами королей? Смешно же. К тому же расстояние от той деревушки, где я жила, до королевского дворца было…
Очень большое. Как от меня тогда до графини Вержи, в которую я превратилась по воле его величества.
Подумать только, два года прошло! Семьсот дней – целая жизнь.
Тогда тоже была весна. Правда, другая. Южная.
Я выбралась в лес. Впервые после зимы, что была на удивление морозной и снежной. Будто и не побережье тёплого моря, где уже через пару месяцев будет не протолкнуться от приезжих, жаждущих отдохнуть и подправить здоровье на юге королевства.
А сейчас тихо. Тихо, как в ладонях милосердной Спасительницы.
Солнце мелькает сквозь острое кружево сосен, от нестерпимо-чистой лазури высокого неба сердце пускается вскачь! Где-то приветливо рокочет море, я опускаю глаза и замираю над жёлтым пушистым первоцветом, что распустился среди пожухлой листвы в распадке.
– Привет, – шепчу я ему. – Не бойся, малыш, не сорву, – я сегодня не за травами, я – за весной. Почувствовать, что зима прошла, наполниться восторгом пробуждающейся природы.
Истеричный лай псов врывается в мысли. Тревога, словно дергающая зубная боль, пронизывает от макушки до пяток.
Что могло случиться в нашем тишайшем краю?
Выяснять некогда – надо бежать, бежать со всех ног!
Сверху слышится шум: сдавленное проклятье, шуршание скользких, словно маслом облитых сосновых иголок, стоит ступить – и оползнем несёшься вниз.
К моим ногам скатываются двое.
Тот, что помладше, весь в крови.
Пытали? Хотели убить?
Второй – красивый, с обнажённым мечом – и как он только не пришпилил себя, словно бабочку, пока катился вниз с горы?
Младший в сознании. Смотрит на меня лазурными, ни дать ни взять сегодняшнее небо, глазами. Глазами, полными боли и мольбы.
– Помоги, – беззвучно складываются губы.
Второй в отключке – бледный, чеканные черты лица заострились, губы посинели.
Захлёбывающийся злым торжеством хриплый лай псов всё ближе, дрожащими руками стряхиваю заплечную суму – огромный короб на удобных лямках, без которого в лесу делать нечего. Дальше рефлексы, никакой паники.
Спокойные, отточенные движения, точно выверенные, без страха и сомнений – бояться буду потом, если это «потом» случится милостью Спасительницы.