Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер

Звягинцев Василий Дмитриевич

За левой дверью, ведущей в корму, располагались гальюны на три десятка мест (явно общие на несколько кубриков), разделённые на секции по пять традиционных на всех флотах унитазов типа «Генуя», длинные, сразу на полсотни человек умывальники и всего шесть душевых кабинок. Бойлерная с холодной пресной водой и кипятком (в душе и умывальниках вода пока из опреснителей, мерзкая на вкус, а на походе будет забортная, штатским наверняка не понравится). И еще вдоль переборок несколько задраенных дверей, в палубе четыре окружённых высокими комингсами люка, ведущих в низы, три почти отвесных трапа к большим, снабжённым кремальерами

крышкам в подволоке. Такие же люки и трапы наверх имелись и в кубрике.

Через узкий и длинный поперечный коридор, проходящий, скорее всего, над турбинным отделением, исследователи попали во второй кубрик, такой же, как у них. Два трапа на площадке посередине коридора вели в жилые отсеки, переделанные, по словам Николая, из снарядных погребов для казематов противоминной артиллерии. Тем, кого направили сюда, совсем не повезло: через переборки гул машин и вибрация ощущались гораздо сильнее, и воздух казался более спёртым. Но это уже психология — чем отсеки ниже под ватерлинией и теснее, тем отчётливей проявляются симптомы клаустрофобии даже у привычных людей.

— Грамотно место выбрал, — похвалил Егор Бекетова, когда они вернулись к себе. — Если что — выскочить успеем.

— Что — «если что»? — с интересом спросил Николай.

— Торпеда в борт или мина. Не слышал, что ли, про подводные лодки?

— Так те, как у нас писали, вроде английские и были?

— Мало что пишут. Да если и так. Тот раз английские, сейчас чьи-то другие могут объявиться. Кстати, неизвестно, под чьим флагом мы сейчас идём…

Они расположились за столом прямо напротив своих коек. Егор выложил из матросского парусинового чемодана литровую алюминиевую фляжку, кое-какую закуску на расстеленную газету. Все люди опытные, не англичане, чай. У всех привычный русскому человеку дорожный НЗ — копчёная колбаса, сало, сыр, крутые яйца, вместо хлеба — ржаные галеты, у братьев даже куры-гриль, зажаренные на кухне таверны перед самым отправлением. Имелись и консервы, но это уже совсем на крайний случай. Чай, сахар — само собой.

Народ, кто поопытней, привычнее к жизненным коллизиям, кроме самых слабохарактерных, уже разбивался на компании, знакомился, определялся, кто с кем будет дружить и «вместе кушать», — без этого нельзя. Одиночкам везде плохо.

Вдруг объявился неизвестно где пропадавший Слава Сотников, то бывший как бы «организатором» группы, а теперь объявивший, что назначен на весь переход старостой кубрика, и все возникающие вопросы и претензии следует решать только через него. Похоже, он не первый состав завербованных сопровождал — распоряжался умело, конкретно, при этом вежливо, пожалуй, даже уважительно. А попробовал бы иначе…

Сотников если и был русским, то местным уроженцем, акцент характерный ощущался. Он рассказал о распорядке дня, правилах поведения и безопасности, показал, где хранятся спасжилеты, каким образом выбегать на палубу, в какие шлюпки садиться. Всё, как положено.

— Наверх выпускать будете? — выкрикнул кто-то с другого конца стола.

— Обязательно. Завтра с утра. По очереди. На палубе всем сразу места не хватит.

— А какими-нибудь дисциплинарными правами ты располагаешь? — с места выкрикнул Юрий, входя в роль битого жизнью, слегка приблатнённого парня, которую решил исполнять хотя бы до прояснения обстановки.

— Какие права? — заулыбался Слава. —

В карцер вас не посадишь, уже сидите. Гальюны драить и так и так придётся. Просто вот тут, — он достал из кармана бумажку, — я её сейчас на переборку наклею, перечислены все действия, которые на переходе не разрешены, и суммы штрафов за каждое. Чем вас ещё проймёшь? А на берегу баланс подведут, и к общей сумме аванса приплюсуют. Кормёжка тоже за плату, под запись, из судового матросского котла. Сытно и недорого. Имеется судовая лавочка — курево, даже выпивка, нитки-иголки и всё такое прочее. Как везде.

За курение вне специально отведённых мест, к примеру, — провел староста пальцем по строчке «прейскуранта», — штраф пять фунтов или двенадцать рандов. За дебош в пьяном виде — двадцать пять фунтов и ещё карцер, если с дракой и телесными повреждениями…

Бекетову показалось, что сказал он это с плохо скрываемым удовольствием.

— А стукачи, бывает, до конца срока не доживают. Закон… — пробасил весьма веско звучащий голос с одной из коек. Откуда — Юрий не заметил, но решил взять на заметку присутствие в команде такого «законника». Глядишь — и пригодится.

— Столкновение двух и более законных интересов, — рассудительно сказал староста, — называется «правовой коллизией». Постараемся находить разумные компромиссы. Зря стучать никто не будет, кому это нужно?

— Чтобы штрафов побольше намотать, — ответил тот же голос.

В положенное время машины загудели по-настоящему, пароход начало покачивать, и довольно ощутимо. Значит, вышли из устья Темзы в Северное море.

«Часов через четыре-пять, — прикинул Бекетов, — должны сворачивать почти на восемь румбов вправо, если правда в Атлантику направляемся…» Куда и зачем их могли повезти ещё, он не представлял, но с момента посадки на судно испытывал непреходящее чувство тревоги, вообще какой-то неправильности происходящего.

Большинство обитателей кубрика уже спали, день выдался длинный и нервный. Гулкий металлический объём заполнил многоголосый храп. Яркий свет погас, остались только синие плафоны у трапов, дверей и люков.

Бекетов с Егором легли головами друг к другу. Так можно перешёптываться, из-за работающих движков, прочих сопровождающих идущее судно звуков с трёх шагов никто ничего не услышит. Да и некому подслушивать, рядом и сверху свои.

— Не нравится мне это дело, — сказал старшина, будто угадав настроение Юрия.

— И мне не особенно. Только паниковать рано.

— А кто паникует? Присмотреться надо. Давай прогуляемся. В гальюн давно пора, покурим, перетрём…

— …Я так соображаю, — говорил Егор, опершись спиной о переборку и посматривая в коридор, — везут нас на военном транспорте. С военной командой. Вопрос — почему и зачем?

— Это как раз не первый вопрос. У англичан с юасовцами тесный комплот, те до сих пор британского короля за главу государства признают, а собственный премьер — только глава правительства. Договора имеют о дружбе и взаимопомощи, вполне могли на попутный транспорт нашу бражку принять. Опять же, откуда мы знаем, чья это коробка? Может, как раз южноафриканская. Мне другое не нравится — обращение. Похоже, будто мы в Иностранный легион записались. Пока начальники ведут себя прилично, а в океан выйдем — объяснят, что почём. И куда денешься?