Не бойся глубины
Шрифт:
Музыка Чайковского, который внес в либретто оперы много изменений, казалась Альшвангу божественной. Он держал дома пластинки с записью оперы, партитуру, сохранял программки спектаклей, книги, воспоминания актеров, певцов, музыкантов – всех так или иначе имевших отношение к постановкам «Пиковой дамы».
Кроме того, Альшванга самого звали почти как главного героя пушкинской повести, и он считал это знаком судьбы. Естественно, что он женился на женщине, которую звали Лиза, играл в карты, как и пушкинский Германн, и прочее.
Почти никто не догадывался о его скрытой страсти, кроме жены, но
Итак, Герман Борисович решил напоследок потешить себя в старинном духе. Поводов было целых два. Во-первых, он действительно родился тридцатого декабря, а во-вторых, он закончил обучать актерскому мастерству прелестную молодую девушку. Девушка оказалась талантливой. Она обладала не только приятной внешностью, но и хорошим голосом. А самое важное – ее звали Лиза!
Она очаровала Германа Борисовича, и старик чувствовал себя немного влюбленным. Этот праздник был своего рода представлением публике Лизы, ее расцветающего таланта.
В огромной квартире Альшванга все организовали самым лучшим образом. В одном углу большой гостиной, там, где стоял рояль, устроились музыканты. Живая музыка производит самое сильное впечатление – это Альшванг за годы работы в театре усвоил твердо.
В темном углу установили большое кресло для Графини. Герман, молодой мужчина с черными усами, нетерпеливо прохаживался туда-сюда. Происходящее в квартире Альшванга напоминало бал-маскарад: множество людей в париках и пышных нарядах перемешались с людьми в обычной одежде. В полумраке – Альшванг решил, что действие будет свершаться при свечах, – никто никого не узнавал.
У стены был устроен фуршет. Гости много пили и почти ничего не ели.
В квартире витало странное настроение – возбуждение, волнение, ожидание, недоумение и жгучий интерес. Пахло духами, пудрой, коньяком, цветами и расплавленным воском; ветер от шелковых и атласных юбок колебал пламя свечей. Гости перешептывались, присматривались друг к другу. Становилось душно. Дамы в париках начали обмахиваться веерами. Про именинника как-то все забыли – обстановка поглощала внимание присутствующих.
Среди приглашенных была Изабелла Буланина. Она надела длинное черное декольтированное платье с блестящим верхом и разрезом на боку почти до талии, собираясь привлечь внимание мужчин.
Музыканты заиграли дуэт Лизы и Полины.
«Уж вечер… облаков померкнули края…» – полилась мягкая, интимная мелодия. Девушки пели проникновенно и печально. Изабелла придирчиво разглядывала женщин, желая убедиться, что среди них нет равных ей по красоте и вызывающему наряду. Таковых не оказалось. Буланина только успокоилась и приготовилась слушать чудесное пение, как ее взгляд остановился на гостье, которую она раньше не заметила. Дама была одета в голубое шелковое платье с белыми кружевными оборками, на ее открытой груди и в прическе переливались бриллианты. Хотя Изабелла прекрасно понимала, что это все стекляшки и театральный реквизит, у нее перехватило дыхание. Дама сидела в кресле, приготовленном для Графини, и приковывала к себе взоры гостей: высокая прическа, усыпанная пудрой с блестками, тонкие черты лица, большие темные
Ее образ, романтический и страстный, действовал магнетически. Взгляд дамы рассеянно блуждал по гостиной…
Едва закончился дуэт, все принялись аплодировать, и Буланина тоже. Когда она вновь обратила взор на кресло, дамы в нем уже не было. Красавица скользила между гостями, которые, как по команде, оборачивались в ее сторону.
Музыканты заиграли мазурку, и ряженые кавалеры с дамами начали танцевать. Остальные гости мазурку танцевать не умели и потому бестолково топтались, мешая артистам. Что-то в лице тромбониста показалось Изабелле знакомым… Неужели Егор Фаворин?
К ней подошел Герман Борисович, в черном костюме и с белой гвоздикой в петлице. Он разыскивал даму в голубом.
– Изабелла, дорогая, вы не видели, куда она пошла?
– Кажется, к столу с закусками, – ответила блондинка, поймав на себе ревнивый взгляд Лизы. – Кто это, Герман Борисович?
– Моя ученица, – с гордостью ответил старик. – Вам она понравилась?
– Да нет… я спрашиваю о той женщине, которую вы ищете! Кто она?
– Я сам хочу узнать! Наверное, ее привел кто-то из музыкантов или актеров. Я тут половину гостей вижу в первый раз.
Альшванг отошел в сильном волнении. Что на него так подействовало? Изабелла принялась разглядывать Фаворина. В старинном костюме он выглядел совершенно не так, как в обычной жизни. Он даже показался ей интересным.
Потеряв даму в голубом платье, старик Альшванг пришел в неописуемое возбуждение. Он суетился, метался между гостями, бегал из комнаты в комнату, но незнакомая красавица как в воду канула. Кто-то говорил, что видел, как она вышла подышать свежим воздухом; кто-то посылал Германа Борисовича на кухню, куда дама отправилась поправить наряд, но толком никто не заметил, куда она делась.
Лиза была страшно расстроена невниманием своего учителя. Она надеялась окончательно покорить его на этом вечере, а тот ускользал. Девушка знала, что ей предстоит еще участвовать в сцене признания Германа, но все равно много выпила. Алкоголь и запах духов кружили ей голову, тесный корсаж сильно сдавливал грудь. Лиза почувствовала дурноту. Страшное предчувствие легло на сердце невыносимой тяжестью.
На празднике присутствовала еще одна женщина, неравнодушная к происходящему. Это была мать Лизы. По стечению обстоятельств ее звали Анна. Графиня Анна Федотовна по оперному либретто приходилась Лизе бабушкой. Но на мелкое несовпадение Альшванг закрыл глаза. Мама, бабушка… какая разница?
Мать Лизы внимательно следила за поведением дочери, и оно ей не нравилось. Зачем столько пить? Лучше бы старалась быть рядом с Германом Борисовичем. Вон какой он бледный! Не ровен час…
– Лизонька! – прошептала она на ухо растерянной дочери. – Ты забыла наш уговор? Смотри, он то с блондинкой кокетничает, то какую-то даму разыскивает. Куда ты смотришь? Пусти в ход все свое обаяние!
– Боже мой, мама! Мне страшно…
– Чего тебе бояться? Он же старик совсем, на ладан дышит…