Не будите спящую принцессу
Шрифт:
— Почему именно Штюккера? — уточнил Вассерсуп.
— Именно выстрел Штюккера положил начало цепи роковых событий. Возможно, он исполнял то, что должен был сделать Хардкор. В Киндергартене нередки драки между горожанами и лесорубами. Вероятно, имела место ссора между Броско и Хардкором. Итак, четыре преступления — четыре преступника. Но каждый исполнял партию другого.
— А как же пророчество Похарея?
— Значит, дело закрыто?
Суперстаар и Пулькер задали свои вопросы одновременно, и ван Штанген досадливо мотнул головой.
— Всему своя очередь, господа. Я сказал вам, что раскрыл тайну. Но закрыто ли дело? Нет. Я весьма сомневаюсь, чтоб кто-нибудь из арестованных
— У вас есть кто-нибудь на подозрении? — Вассерсуп откашлялся.
— Да, — скромно отвечал ван Штанген. — Четверо.
Воцарилась тишина. Присутствующие напряженно подсчитывали, сколько человек находится в комнате.
— Вот именно, — подтвердил ван Штанген. — Вы все входите в число подозреваемых. — Он придвинул стул, сел и повернулся ко мне. — Признаюсь, вас я поначалу поставил в список подозреваемых под номером первым...
— Ну, естественно, опять бабы во всем виноваты...
Он пропустил мое замечание мимо ушей.
— Слишком уж велик был соблазн. Вы имеете нехарактерные для вашего пола навыки и привычки. По видимости служа закону, вы постоянно его нарушаете. Вы не теряетесь в сложных обстоятельствах — это я наблюдал лично. И, что особенно важно, преступления в Киндергартене начались после вашего приезда. Причем не сразу, а по прошествии срока, достаточного для того, чтобы выработать изощренный план...
— Если я все это придумывала, зачем мне было помогать захватывать Харди, рискуя своей шеей?
— Отыгранные фигуры сбрасывают с доски, неправда ли? А шеей и прочими частями тела, если Хардкор был вашим сообщником, вы ничуть не рисковали.
— И огонь, в который я перед этим лезла, тоже был моим сообщником? К сведению: меня называют Этелинда, а не Саламандра.
— О, вы вполне способны рискнуть, чтобы войти в доверие к следственной бригаде и получать сведения из первых рук. Оттого вы и стремились сблизиться с моими приставами — хотя бы путем совместного распития аквавиты. Оттого вы и последовали за мной к месту наводнения. И если ради этой цели вы не побоялись войти в огонь, то пожертвовать болваном Хардкором для вас — раз плюнуть. Но...
К его манере делать многозначительные паузы я уже успела привыкнуть.
— ...поразмыслив, я пришел к выводу, что многое из вышеизложенного свидетельствует о вашей невиновности. Все арестованные — мужчины. Сомнительно, чтоб целое сообщество мужчин подчинялось женщине. Да и характер ваш... Вы — особа решительная, поступки ваши доказывают, что живете вы чувствами, не головой. Следуете порыву, а не расчету. А ваши пируэты вокруг приставов объясняются не тонким коварством, а извечной женской тоской по сильному мужскому плечу. Вы не соблюдаете правил, оттого что не в силах их соблюдать. Какой там организаторский талант! Вы себя-то не можете подчинить дисциплине, не то, что других...
— Неправда! — оскорбилась я. — У меня есть понятие о дисциплине! Я целый воинский устав наизусть знаю!
Это соответствовало истине. В библиотеке МГБ мне как-то в руки попалась «Памятка молодого бойца Ералашалаимской армии», где устав этой
«1. Не учить жизни старших по званию.
2. Не отвечать вопросом на приказ.
3. Не размахивать руками!»
— Одним словом, пусть подозрения с вас и не сняты окончательно, на роль главного подозреваемого имеется гораздо лучшая кандидатура. — Ван Штанген резко повернулся: — Это вы, преподобный Суперстаар!
Ректор едва не поперхнулся.
— Почему? Как? Ведь я... ведь мне...
— Знаю, что вы хотите сказать. Вы выглядите едва ли не самым пострадавшим в результате последних событий — из тех, кто остался жив. Ваш храм сгорел, вы сами героически проявили себя на пожаре. Однако посмотрим правде в глаза. Церковь Присноблаженного Фогеля давно обветшала, и вы много лет безуспешно добивались от городского совета денег на ремонт. Теперь же местные власти вынуждены выделить вам средства, и в совокупности с той суммой, которую оставил вам по завещанию советник Шнауцер, их будет достаточно, чтобы выстроить новый храм. К тому же главная его святыня — образ Трудного Детства чудесным образом спасся. Это привлечет толпы поклонников, и принесет храму — и вам заодно — невиданные прежде богатства. Кстати, о невиданном. Никто ведь не видел, как именно спасли вы образ. Милиса побежала с вами только во второй раз, за архивами. Не значит ли это, что, зная о готовящемся поджоге, вы заранее перенесли образ поближе к выходу? Однако во второй раз вы действительно бросились в огонь — ведь рядом была свидетельница. Из чего следует, что вы отважны, умны и хладнокровны. Как священнослужитель, вы обладаете влиянием на людей и умеете использовать их в своих целях. Да и образованы вы лучше, чем кто-либо в Киндергартене. Если кто и отвечает всем требованиям, необходимым главе заговора, так это именно вы, ректор. К тому же который день вы пытаетесь внушить мне, что события в городе соответствуют высказываниям пророка Похарея. Подверстать преступления к пророчествам о конце света и убедить в этом окружающих — такое в первую очередь придет в голову именно священнику. Впрочем, не будь меня здесь, вы обошлись бы без всяких пророчеств. Ведь до моего появления в Киндергартене ни о каком конце света речи не было, верно? Но тут приехал я, а остановиться вы уже не могли... тогда и пророк Похарея пошел в дело.
Ректор тихо плакал, приговаривая:
— Кощунство... кощунство...
— Да, ректор Суперстаар — самый подходящий среди наших подозреваемых. И как раз его идеальная пригодность на роль злодея внушает сомнения. Такие совпадения встречаются крайне редко. Разве что их кто-то подстроил.
Он смерил взглядом оставшихся.
— Если подумать, то бургомистр Вассерсуп обладает практически теми же свойствами, что и ректор Суперстаар. К тому же, будучи главой городского самоуправления, он просто обязан быть человеком циничным и беспринципным. Вы достаточно знаете о своих согражданах, как старых, так и новых. Например, вы наняли на работы женщину с темным прошлым, с подозрительными документами, без опыта службы в следственных органах, поскольку при случае ее можно будет легко подставить.
— Но ведь я сам уволил ее и вызвал вас! — промямлил «циничный и беспринципный».
— Еще бы. Ваш сообщник несколько перестарался. Обстоятельства смерти Шнауцера были таковы, что скрыть их было невозможно. Если бы слухи о них дошли до Букиведена, а вы бы не приняли никаких мер, то оказались бы под подозрением. Но вы сделали первый ход, заготовив в качестве жертвы милису... или ректора.
— Зачем же, по вашему, мне это нужно?
— Власть, господин Вассерсуп — первопричина всех преступлений.