Не чужая смута. Один день – один год (сборник)

Прилепин Захар

* * *

Людмила Улицкая во Львове глаголет: «Европа воевать не хочет. Украина, насколько я понимаю, тоже воевать не хочет. Воевать хочет наш президент. Удастся ли его остановить – неизвестно. Но хотелось бы, чтобы за руку всё-таки взяли».

Возьмите кто-нибудь Путина за руку. Дай, Джим, на счастье лапу мне.

Ещё мне понравилось у Людмилы Улицкой высказывание про то, что Россия «наточила когти» в Чечне, в Абхазии, продолжает на Украине теперь. «Надо её остановить». Ну, то есть взять за когтистую

руку.

Когти есть только у России, вестимо. Это Россия уломала Саакашвили пойти воевать на Абхазию, Хаттаба в Дагестан, а Порошенко в Донецк. Он не хотел, но пошёл.

Никто не хочет воевать. Но когти, когти. Когти когтят.

* * *

Украинский народ безусловно есть и был, но украинцев как политическую нацию попытались придумать (и этим развратить) сначала, так или иначе, «немцы», а сейчас её додумывают, условно говоря, «немцы» очередные: Михаил Борисович, Людмила Евгеньевна и Борис Ефимович.

Самое главное – сообщить украинцам, что они теперь «взрослее русских».

Русские-то облажались, не пошли в Европу взять взаймы европейского ума, остались жить при своём куцем умишке, – и теперь надо скорей объявить, что «проект Россия закрывается».

На самом деле Ходорковский и компания относятся к Украине именно как к ребёнку, который слушается и идёт, куда зовут. Именно за это послушание ему и говорят: ах, какой ты взрослый, совсем большой, всё понимаешь.

«Сам, са-а-а-ам… Вот молодец! Ложечку берё-ё-ём… и в ро-о-от! Вот умница!»

Взрослый в данном случае – это когда ты делаешь, как хочется самым взрослым.

Вы на них посмотрите внимательнее: может, они и не взрослые никакие? Может, вас разводят злые малолетки с соседнего двора.

* * *

Cлушал сегодня на одном хорошем радио колонку одного крайне правильного журналиста, который говорил вроде бы, с позволения сказать, правильные вещи.

О том, что найдены захоронения на территории Донецкой и Луганской областей. О том, что война зла. О том, что все убивают всех.

Во всём этом сразу же почувствовалась какая-то тихая пакость.

О да, вот, говорил он, война извлекает на свет садистов и негодяев. О да, вот, иногда государство контролирует их, как – цитата – в случае Французского легиона. (Он что, служил во Французском легионе? – подумал я.) А иногда государство не контролирует. «И тогда, – говорит он, – там появляется огромное количество Чикатил».

Сводилось всё к тому, что раньше времени выводов по захоронениям делать не надо – а надо дождаться своего Нюрнбергского суда.

С виду вроде всё пристойно, а на поверку какое-то дрянцо сочилось всё время в его речи.

Потому что, во-первых, понятно, что – с той стороны – «государство контролирует» – и там, значит, почти «Французский легион», а здесь – не контролирует – и, значит, даже если доказательства очевидны и страшны – «не надо нагнетать», а лучше дождаться

европейского суда самых объективных в мире европейских специалистов.

Потому что мы, прогрессивные люди, знаем, повторимся, что война привлекает на любую войну, в том числе и в ополчение – «много Чикатил». Про Чикатил он повторял с особым тихим и уверенным чувством.

Этот хороший и правильный человек ни одного ополченца вблизи не видел, я уверен. Ну и что? Ну и что же?

В целом, он же нигде не наврал. Просто «предположил», что замученных людей могли убить все желающие.

Когда падал самолёт, он не предполагал, что самолёт мог уронить кто угодно. Он точно знал ответ. А тут вдруг сразу стал строить версии.

…Ах, почему же такое стойкое ощущение подлятины, никак не могу понять.

* * *

Заглянул к одной любимой моей русской поэтессе в блог. Красивые фотографии – прогулки по Киеву: лето, солнце, улыбки.

Пошёл в Живой Журнал к другой поэтессе, тоже очень любимой мной, тоже, наверное, первой, од ной из первых – из числа пишущих ныне. Ну да, и здесь фотоотчёт с перрона: «еду в Киев», солнце, лето.

Пока там был Майдан, и первая, и вторая писали, как сильно они переживают о всех, кто живёт и стоит за свободу в Киеве. Я понимал их слова и разделял их опасения. Но с тех пор как Майдан перешёл в нечто большее, ни одна из них не написала ни слова о том, переживают ли они теперь за кого-то.

Речь ведь не о том, чтобы женщины ехали в Донецк, упаси бог. Речь о том, о чём у них болит сердце.

Они могли бы претендовать на место великой Марины и на место великой Анны – те, о ком я пишу.

Но Марина и Анна разделили с народом весь кровавый хоровод, сказав своё слово и за белого, и за красного, и за всякую пострадавшую русскую душу.

Я не знаю, как можно жить в поэзии, любить поэзию, знать поэзию – и не понимать таких простых вещей.

Давайте я напомню эти строки, которые звучат так, будто были написаны сегодня. «Мне голос был. Он звал утешно, / Он говорил: “Иди сюда, / Оставь свой край глухой и грешный, / Оставь Россию навсегда. / Я кровь от рук твоих отмою, / Из сердца выну чёрный стыд, / Я новым именем покрою / Боль поражений и обид”. / Но равнодушно и спокойно / Руками я замкнула слух, / Чтоб этой речью недостойной / Не осквернился скорбный дух».

Была в те же времена и другая поэтесса, которая написала: «И будешь в хлев ты загнан палкой, / Народ, не помнящий святынь».

Первые стихи – это, вы узнали, Ахматова, а вторые – Зинаида Гиппиус.

Анна Андреевна Ахматова – это национальный русский поэт. Что до Гиппиус… что ж, была и Гиппиус.

Можно быть горячим, можно быть холодным. А можно – тёплым. Каждый выбирает по себе. В Киев, так в Киев. Там тепло.

Я тоже хочу в Киев.

Просто нельзя: только в Киев и только за Киев. Русскому поэту – нельзя.