Не делись со мной секретами
Шрифт:
– Тогда не исключается, что она все еще жива?
– Нет, это невозможно, – отрезала Джесс. – Это невозможно.
Он потянулся к ней, но она отстранилась.
– Она бы не бросила нас просто потому, что испугалась, – продолжала Джесс, как будто заглядывая глубоко внутрь себя. – Я хочу сказать, что, даже если она и испугалась, а это было именно так, это все равно не значит, что она все бросила и ушла от нас. Она не принадлежала к тем женщинам, которые могут запросто бросить мужа и дочерей, струсить перед жестокой реальностью. Независимо от того, как она была напугана. Независимо от того,
– Рассердилась?
– Я не имела в виду – рассердилась.
– Но именно это вы сказали.
– Я не собиралась говорить этого.
– Из-за чего она рассердилась, Джесс?
– Она не сердилась.
– Она рассердилась на вас, не правда ли?
Джесс посмотрела в окно. Залитое слезами лицо матери пристально смотрело на нее из-за старинных кружевных занавесок. Мне это не нужно, Джесс. Мне не нужно этого от тебя.
– Я спустилась на первый этаж и увидела, что она уже одета и готова выйти, – начала рассказывать Джесс. – Я спросила ее, куда она собралась, и сначала она не хотела мне говорить об этом. Но потом выяснилось, что она обнаружила опухоль в груди и вечером пойдет на прием к доктору. – Джесс попыталась засмеяться, но смех застрял у нее в горле, как кусочек пирожка, который она не могла ни проглотить, ни выплюнуть. – Это было похоже на мою маму: уже с утра быть готовой, если даже ей надо было уходить только вечером.
– Как те люди, которые накануне вечером отбирают одежду, которую они наденут завтра.
Джесс пропустила мимо ушей намек.
– Она спросила меня, не пойду ли я вместе с ней к доктору. Я ответила; «Конечно». Но потом мы повздорили. Обычные препирательства матери с дочерьми. Она считала меня очень своенравной. Я думала, что она излишне заботлива. Я сказала ей, чтобы она не вмешивалась в мою жизнь. А она на это ответила, что я могу не беспокоиться и не провожать ее к доктору. В сердцах я бросила: «Пусть будет по-твоему» и, хлопнув дверью, ушла из дома. Когда я возвратилась, ее уже не было.
– И вы вините себя в том, что произошло? – Это была скорее констатация факта, чем вопрос.
Джесс порывисто встала, чересчур большими шагами подошла к птичьей клетке.
– Привет, Фред, как дела?
– У Фреда дела идут отлично, – произнес Адам, подойдя к ней сзади. – Чего я не могу сказать о его хозяйке. Все, что вы мне рассказали, вы почитаете за вину, которую носили в себе все эти годы?
– Э, как в отношении нашего договора? – спросила Джесс, смахивая слезы, избегая его взгляда и сосредоточив все свое внимание на маленькой желтой пташке. – Не надо секретов, не надо лжи, помните? – Прильнув к • клетке, она издала негромкие воркующие звуки.
– Выпускаете ли вы когда эту птичку из клетки? – спросил Адам.
– Канареек не полагается выпускать из клетки, – громко сказала Джесс, надеясь унять дрожь тела звуком своего голоса. – Это вам не прирученные попугаи. Канарейки – дикие птички. Их не рекомендуется выпускать из клетки.
– Поэтому вы можете не беспокоиться, что ваш кенар улетит, – мягко произнес Адам.
На этот раз намек был слишком очевиден, чтобы пропустить его мимо ушей. Рассердившись, Джесс резко повернулась к нему.
– Это – домашняя
– Джесс...
– Скажите, когда вы забросили психотерапию и занялись продажей обуви?
Они стояли, глядя друг на друга. Джесс всю трясло, Адам оставался совершенно спокойным.
– Вы хотите, чтобы я ушел? – спросил он.
«Нет» – подумала она.
– Да, – проговорила вслух.
Он медленно направился к двери.
– Адам, – позвала она, и он остановился, взявшись уже за дверную ручку. – Думаю, будет правильно, если вы перестанете приходить ко мне.
На какое-то мгновение ей показалось, что он может вернуться, обнять ее, рассказать ей все о себе. Но он этого не сделал. Он ушел. Джесс осталась одна в комнате, полной привидений и теней.
Глава 21
К концу недели поступил доклад медицинского эксперта по породу Конни Девуоно, а присяжные заседатели по делу Терри Вейлса удалились на совещание.
Конни Девуоно изнасиловали, потом избили и удавили куском проволоки, которая перерезала яремную вену на шее и почти отсекла ее голову от туловища. Работники судебной медицины установили, что проволока, использованная для убийства, идентична проволоке, найденной на фабричном складе, где работал Рик Фергюсон. Только что был выдан ордер на арест Рика Фергюсона.
– Как вы думаете, сколько времени прозаседают присяжные? – спросила Барбара Коэн. На столе Джесс зазвонил телефон.
– Вы знаете не хуже меня, – ответила ей Джесс, протягивая руку к телефонной трубке. – Они могут прозаседать и несколько часов, и несколько дней.
Барбара Коэн взглянула на свои часы.
– Прошли уже целые сутки.
Джесс пожала плечами. Она не менее своей помощницы горела желанием узнать результаты, но не хотела в этом признаться. Она поднесла трубку к уху.
– Джесс Костэр.
– Он исчез, – сообщил Дон вместо приветствия.
Джесс почувствовала холодок в желудке. Ей не надо было спрашивать, о ком говорит Дон.
– Когда?
– Вероятно, где-то в середине ночи. Только что позвонил мой человек. Он всю ночь вел наблюдение за домом и когда увидел, что Фергюсон не вышел сегодня утром, как он обычно выходит на работу, у него возникли подозрения. Он подождал еще немного и наконец решил узнать, в чем дело. Он увидел мать Фергюсона, которая либо спала, либо валялась пьяная в кровати. Самого же Фергюсона нигде не было. Мой человек позвонил на склад и, как и следовало ожидать, Фергюсон на работу не пришел. Похоже, что он почувствовал за собой слежку, смекнул, что полиция вот-вот его арестует и вылез через одно из боковых окон, пока на улице было темно.
– Ирония заключается в том, – призналась Джесс, – что полиция действительно собиралась его арестовать. Ордер на это выдан сегодня утром.
Тон голоса Дона мгновенно стал деловым. Это уже был не заботливый бывший муж, а в первую очередь профессионал, защищающий интересы своего клиента.
– Что вы узнали? – спросил он.
– Проволока, которой удавили Конни Девуоно, того же сорта, что и проволока, обнаруженная на складе, где работает Рик Фергюсон.
– А что еще?