Не доставайся никому!
Шрифт:
– А король крестовый что?
– А ничего. Он спиной к ним сидел.
– И даже не обернулся?
– Нет. Кажется, нет.
– Ладно, – Аристов кивнул. – Утром куда ходила? В околоток?
– А вы? Вы откуда знаете? – она удивленно заморгала, поставила чашку на табуретку, посмотрела с подозрением на Андрея. – Ты шпионишь?
– Очень надо! – Лицо его вместе с оттопыренными ушами сделалось красным. – Не шпионю, а охраняю! Мне дядь Петя велел, вот так.
И он, господи помилуй, язык ей показал.
– Правильно, Андрюха, – похвалил его Аристов и погладил Алису по ладошке. – Ты не злись.
Она тут же поняла, о какой машине речь. Училась помаленьку понимать его и перестраиваться на ходу.
– В полиции ее даже и не ищут, – с горечью поддакнула она. – Там вообще посоветовали мне не уподобляться сумасшедшим одиноким старухам.
– Это они про тетю Шуру?! – вытаращился Андрюшка и замотал возмущенно лохматой головой. – Ваще, блин! Какая же она старуха? Она хорошая тетка была, добрая. Мне всегда мороженое покупала и сок, когда я у нее рубли просил. Денег, говорит, не дам, а вот мороженое – пожалуйста.
– Хорошая, – кивнула Алиса. – Только слушать там никто ничего не желает про нее.
– А про тебя? – напрягся Петр Иванович, забыв сжевать очередной колбасный круг.
– И про меня никто ничего слушать не хочет. Говорят…
Она стыдливо умолкла и какое-то время рисовала пальчиком на ладони замысловатые узоры. Рассказывать про подозрения Савосина в адрес Петра Ивановича было неловко. Кто знает, как он это воспримет. Возьмет и обидится насмерть. А она-то тут при чем? Это все Савосин.
Она исподлобья смотрела на этих таких разных мужчин, старательно освобождающих тарелку от нарезанной колбасы. О ней они будто и забыли совсем. Обменивались какими-то ничего не значащими фразами, с шумом тянули чай из чашек, жевали, посмеивались чему-то. Милым и повседневным казался бы их уют, кабы один из них не был уголовником с богатейшим, почти непрерывным стажем, а второй беспризорником.
У них ведь все другое, господи, все отличное от ее: и радости, и понимание правды, и уют тот же, чего уж там. Им вон и на табуретке, накрытой газеткой, кушалось сладко. И разговоры говорились, и смех не смолкал. А она бы смогла так? Смогла бы, невзирая на скудную, невзрачную жизнь, радоваться ей день за днем?
Алиса оглядела тесную комнатку, разделенную шкафом.
Гардероб с покосившимися дверцами, диван с обтрепавшейся обивкой, табуретка, за шкафом угадывалась плитка, торчал угол накрытого клеенкой стола и ножка еще одной табуретки. На полу хоть и не новая, но чисто выметенная ковровая дорожка. Интересно, хватает ее нареченному отцу этого всего или простора хочется? Комната без окон совсем, как камера тюремная. Разница лишь в том, что дверь тут он сам, по своему желанию открывает, а не ждет, пока охранник ключами загромыхает.
– Значит, Шурку твою они в дуры записали. Машину если сразу не нашли, то теперь уж и не найдут, – снова совсем неожиданно стал подводить итог минувшего дня Петр Иванович, с шумом втянув в себя остатки чая. – Тебе посоветовали с нее пример не брать. И убийц не покрывать, так? Чего покраснела-то? Думаешь, не сообразил, чего тебе там наговорили про меня? Не дурак я, Лисочка. Я эту свору смолоду
Алиса вздохнула.
Надо либо рассказывать, либо уходить отсюда. Сидеть и молчать с красным и глупым лицом было неловко, это и Андрей понимал, не смотри, что ребенок.
– Александра считала, что в одной квартире в доме напротив скрывается… – она пошарила в мыслях, пытаясь подобрать слово поудачнее, но ничего не вышло. И она произнесла нехотя: – Банда.
– Чего?! – Лица мальчика и мужчины вытянулись. – Банда?!
– Ну да, – она пожала плечами. – Говорила, что там будто одна женщина живет и трое мужчин, что добро они какое-то там вечно перетряхивают. То по стульям вешают, то на балконе рассматривают. Будто украшения какие-то на подоконнике раскладывают.
– Ага, – досадливо крякнул Аристов и быстро переглянулся с Андрюшкой. – А оружием они там не бряцали? Может, она видела, как пушку в дом закатывали через подъезд? Ох, и дура твоя Шурка покойная, Лисочка. Ты уж прости старика, но дура она была! Языком трепала направо и налево, вот и влипла. Что хоть за квартира-то?
Алиса попыталась вспомнить, но тут же поняла, что Александра ни разу не сказала ей, за чьими окнами она регулярно наблюдает. Может, и говорила, да не запомнила Алиса. И Сашка, когда сегодня лез к ней обниматься, что-то такое говорил про ту самую квартиру и про семью вполне приличную и работящую, но адреса тоже не озвучил. Алиса, если честно, и не удосужилась спросить.
– А я не знаю, – растерянно посмотрела она на обоих. – Знаю, что она наблюдала из своих окон за ними, но ни номера квартиры, ни даже этажа не знаю! Подъезд, кажется, крайний. И Сашка тоже…
– Что Сашка? – Аристов мгновенно ощетинил затылок и оскалился, как вождь волчьей стаи. – Что он?
И снова пришлось откровенничать. Пропустила лишь то место, когда Сашка полез к ее щекам своим горячим влажным ртом и про замужество снова напомнил. Но все остальное пересказала, как на пятерку. Даже про Марию Ивановну не поленилась, доложила. Как та с трясущейся головой напротив зятя сидела и уговаривала его Светку простить.
– Итак, стало быть, муж, жена и двое взрослых сыновей, – подытожил Петр Иванович и сграбастал в горсть небритый в три складки подбородок. – Это уже неплохо, так, Андрейка?
– Таких немного, найти не трудно. А чё еще участковый рассказывал? Ну про то, что соседи залили и вещи на стульях сушили, понятно. Тут верить можно, не дураки. А про коробки что сказал?
– Ничего. Я и не спросила.
– А про цацки? – вставил слово Аристов, укоризненно качнул головой, понял, что Алиса не имеет о том понятия, встал с дивана и начал стилизованную под стол табуретку убирать. – Хотя мусора с его таким подлым интересом могли запросто послать добропорядочные люди. Мало ли что я рассматриваю в своем дому, так, Андрейка?