Не доводи меня
Шрифт:
– Ты… – начала Анюся, но запнулась.
Котенок в ее руках мявкнул, и она разжала пальцы, извинившись перед этим комком.
– Что «я»?
Я плотнее обхватила себя руками, словно защищаясь от будущих слов Анюси. Та решалась, прежде чем заговорить. Затем все же выдала:
– Тебе нужно поучиться вести себя… хорошо.
Я хмыкнула.
– Я нормально себя веду. Просто люди меня выводят! Мне нужна другая работа. Вот и все.
Несмотря на браваду, мне было неприятно. Люди выводили меня, докапывались до меня, раздражали меня. И
– Ты сама посуди, – осторожно сказала Анюся. – Почему остальные помногу лет на одних предприятиях работают, а ты… тебя… ну, выгоняют постоянно.
Прищурившись, я смотрела на очередного котенка, которого обрабатывала Анюся. Фифа делала то же самое. Дождавшись, когда Анюся отпустит ее ребенка, Фифа оттаскивала его, и принималась вылизывать, словно от касания человеческих рук котята становились грязными.
Я молчала. Анюся тоже не наседала. Обе мы знали, что она права. Только вот сказать «веди себя хорошо» гораздо легче, чем и вправду начать так делать. Главной сложностью было то, что я искренне не считала, что плохо себя веду. Если не буду отвечать на грубости других людей, то буду чувствовать, что предаю себя. Я не терпила. Уж не знаю, плохо это или хорошо. Наверное, все-таки плохо. Терпилы, как сказала Анюся, помногу лет на работах держатся, в отличии от меня.
Но совсем не прислушаться к очевидному совету Анюси тоже было глупо. Я не преувеличивала, когда говорила, что в Крамольске не осталось мест, где бы я не работала. Конечно, было еще казино… Но туда я не пойду. Не из-за моральных принципов! Конечно, нет! Просто туда девчонок с улицы не берут. А если и есть точное описание меня, так это «девчонка с улицы».
Я молчала и потому Анюся стала поглядывать на меня. Пыталась понять, о чем я думаю. У Анюси не было сверхспособности читать мысли людей. Вся ее паранормальщина сублимировалась в умение различать ложь. Но меня Анюся знала так хорошо, что иногда мне казалось, будто она все же может читать мои мысли.
– Плохо выглядишь, – сказала Анюся.
И снова эта ее печальная улыбка, от которой легчает. Слова Анюси меня не обидели. Я сама сознавала, что выгляжу не очень хорошо. Я кивнула. Анюся продолжала на меня поглядывать. Наверное, уже поняла, что я что-то ей недоговариваю, потому как ее улыбка стала чуть шире.
– И рановато пришла, – продолжила Анюся, взглянув на часы. – Вывод напрашивается один.
Тут я тоже не выдержала и заулыбалась.
– Как его зовут? – спросила Анюся.
Я пожала плечами.
– Не знаю.
Анюся замерла, не замечая, что котенку не нравится, когда его душат. Заметив, что я не пытаюсь вспомнить его имя, что я правда не знаю, Анюся сказала:
– Это что-то новенькое. Даже для тебя.
Я ухмыльнулась.
– Ни к чему мне знать его имя, – сказала я. – Лишняя информация. Помнила бы всех – у меня бы голова уже давно лопнула.
Анюся не стала улыбаться, хотя я рассчитывала отшутиться. Она едва заметно поджала губы – выдала неодобрение.
–
Я прикусила губу. Этот вопрос тоже был дежурным. Анюся тысячу раз слышала на него ответ. Как правило, один и тот же. Но сегодня было исключением. Я так и не придумала, как бы подать правду так, чтобы Анюся не расстраивалась еще больше. Поэтому сказала, как есть.
– Он меня спас.
Анюся нахмурилась. С котятами она наконец-то закончила, и теперь гладила длинную белую шерсть Фифы, что той не нравилось, еще с возраста, когда она была просто фифочкой.
– От кого? – сказала Анюся.
– От чего, – поправила я.
Анюся стала совсем как грозовая туча. Она замерла и посмотрела на меня. Фифа выползла из-под ее руки и легла на край «кушетки». Котята, спотыкаясь друг об друга, падали и вставали, пытаясь добраться до второго завтрака. Только один котенок оставался буквально в хвосте и игрался с ним. Фифа дергала хвостом, словно муху отгоняла, а котенку это только нравилось.
Я наблюдала за ним, делая вид, что не замечаю вопросительный взгляд Анюси.
– Так от чего? – сказала она наконец.
Я немного помолчала, но под грустным взглядом больших Анюсиных глаз долго не продержишься.
– Я не хотела больше так жить.
Анюся пару секунд стояла молча. А потом бросилась ко мне. Я хотела сказать, что сейчас уже все хорошо. Не надо бояться за меня, грустить, и уж тем более жалеть. Я больше на крышу не полезу, только если вдруг захочу закатом полюбоваться.
Сжав меня в объятиях, Анюся сначала не шевелилась. А потом я почувствовала, как ее плечи задрожали.
– Да все в порядке, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал бодро, или весело, ну или хотя бы не перепугано.
– Как может быть все хорошо, если ты…
Анюся не договорила. Она отстранилась от меня, но продолжила сжимать мои плечи вытянутыми руками.
– Ну, – сказала я. – Вчера не было хорошо. А сейчас, Анюся, клянусь, все окей.
Я видела, что она мне не верит. Глядит прищурившись, и пытается что-то высмотреть в моих глазах. Не знаю, что у нее получилось там найти. Но Анюся отпустила меня так же резко, как доселе притянула, и сказала:
– Идем на кухню. Расскажешь подробности.
Кивнув, хотя Анюся уже меня не видела, я последовала за ней.
Кухня в этой хатке была довольно большой. Убранство – отвратительное, как и во всем доме. Но хотя бы чисто. На плите варилась перловка в огромной кастрюле. Для собак, как я сразу поняла. Под плитой, на ручке духовки, висело замызганное, некогда светло-розовое, полотенце с вышитым в углу котенком, который прыгал за бабочкой.
Анюся, не оборачиваясь на меня, поставила на плиту чайник, достала две кружки и бросила в них заварку. Потом вытащила из ящичка пакет с бубликами. Начатый. Я подумала, а не животные ли вскрыли пачку? И не стала есть бублики. Я и так не любила сладости. Хотя бублики назвать приличной сладостью – язык не поворачивается.