Не говори мне о любви
Шрифт:
Николай Павлович появился в своем рабочем кабинете ровно в половине восьмого. Несмотря на ненастную погоду, император был бодр и настроение имел хорошее. День этот начался как обычно, и практически ни чем не отличался от других приемных дней: чередой шли просители, и Николай, присутствуя при каждой встрече, бегло записывал карандашом все распоряжения Государя касаемо того или иного вопроса. От горевших свечей в кабинете было душно, но не было никакой возможности даже приоткрыть окно: из-за разыгравшейся непогоды бумаги сразу сдувало со стола порывами ветра, и большинство свечей тут же норовили погаснуть. От
Николай Павлович недовольно покачал головой.
– В таком-то возрасте пристало бы о душе думать, а не о наследстве, - недовольно заметил он.
– Николай Сергеевич, возьмите у княгини бумаги и выясните, в чем там дело, - распорядился император.
– На сегодня все. Я обещался Ее Величеству присутствовать на обеде в честь нового посла Пруссии.
Елецкий вышел в приемную, объявил об окончании аудиенции, собрал прошения в письменной виде и вернулся на свое рабочее место.
Было четыре часа дня, когда дверь в приемную неожиданно отворилась, и в приемную кто-то вошел быстрым шагом. Ник собирался уже было отчитать непрошенного посетителя, дерзнувшего без позволения врываться в рабочий кабинет Государя, но, подняв глаза, застыл в немом изумлении.
Павел, взъерошенный, в расстегнутом мундире, будто на ходу натягивал его, замер перед его столом.
– Собирайся, я подменю тебя, - коротко бросил Гурьев.
– Плохие вести нынче я принес тебе. Наталье худо. Мне Никифор с полчаса назад сообщил.
Елецкий побледнел, дурное предчувствие обручем сдавило грудь, вновь проснулись все былые страхи.
– Что с ней?
– потеряно спросил он.
– Не знаю, mon ami, не знаю, - покачал головой Павел.
– Спеши! Бог даст, все обойдется. Государю я сам сообщу обо всем.
Николай сорвался с места, будто за ним гнался кто. Пробегая по коридорам Зимнего, он не обращал внимания на недоуменные взгляды и возмущенные возгласы, несущиеся ему вслед, когда он ненароком задевал кого-то.
Уже сидя в экипаже, он как заклятье твердил про себя: быстрее, быстрее, - но разыгравшаяся непогода затрудняла движение. Ник взбежал по ступеням на второй этаж и рванул на себя входную дверь. Навстречу ему выбежала перепуганная девка его супруги, Дуня.
– Ой! Барин! Худо-то как все. Как худо!
– запричитала она.
– Уймись, дура, - зло выкрикнул князь.
– Толком скажи, что случилось.
– Дохтор сейчас у барыни, - размазывая по щекам слезы, пролепетала испуганная горничная.
– Худо ей стало после завтрака. Присела вдруг вся белая как полотно. Стонет только да за живот держится. Я уж спрашивать, где болит, а у нее только слезы в глазах, и сказать ничего не может. А уж крови, крови-то сколько, - всхлипнула Дуня.
– Не иначе, как потеряет ребеночка-то.
Николай метнулся к спальне жены. Он уже собирался толкнуть дверь, но навстречу ему вышел пожилой семейный врач. Скорбный вид пожилого человека не оставил никаких сомнений в том, что происходит.
– Что с ней?
– выдавил из себя Елецкий.
– Николай Сергеевич, дело приняло весьма скверный оборот, - покачал головой Аркадий Львович.
– Можно мне к ней?
– Конечно,
– Священника?!
– ужаснулся Елецкий.
– Да что же происходит?
– Увы, Наталья Михайловна обречена. Медицина здесь бессильна. Крепитесь, Ваше сиятельство! Выражаясь научным языком, плод разместился в непредназначенном для этого месте. Спасти Вашу жену уже ничто не в силе,
Глянув на пожилого врача, Ник решительно толкнул плечом дверь. От увиденного кровь застыла в жилах. Натали была бледнее, чем подушка, на которой она лежала. Глаза ввалились, взмокшие золотистые пряди потемнели и прилипли к измученному страданьем лицу.
– Наташа, - присев в кресло рядом с кроватью, Николай взял в руки тонкую кисть.
Кожа ее была почти прозрачной, казалось, что жизнь уже покинула ее. Наталья с трудом открыла глаза.
– Ники, - голос был не громче шороха опавших листьев в парке, - как же холодно, Ники! Не оставляйте меня. Мне так холодно, - прошептала посиневшими губами, вздрагивая всем телом под пуховыми одеялами.
– Я здесь. Я не уйду. Натали, mon ange, mon couer, - шептал он, поднося тонкие пальцы к губам.
Наталья вздрогнула, страх и отчаяние читались в ее глазах. Судорога пробежала по холодеющему телу. Она что-то попыталась сказать, но только хриплое дыхание сорвалось с губ. Глаза ее остекленели, и напряженные черты расслабились, лицо приняло умиротворенное выражение.
– Нет, нет, - Николай в отчаянии сгреб бесчувственное тело, прижал к себе, пристально вглядываясь в лицо. Не было слышно дыхания, перестала биться тонкая жилка на виске.
– Господи, Боже, не забирай ее!
– шептал в каком-то безнадежном забытьи, понимая, что опоздал со своей просьбой.
Глава 19
Княгиню Елецкую похоронили на маленьком семейном кладбище в Отрадном. Морозный декабрьский день выдался ясным и безветренным. Презрев людское горе и скорбь, ярко светило, солнце, белый снег, укрывший глубокими, в пояс высотой, сугробами промёрзшую землю слепил глаза. Зябко ежась, немного поодаль топталась дворня, у зияющей черной могилы собрались немногочисленные родственники и знакомые. После отпевания и прощания четверо дюжих мужиков осторожно спустили гроб. Наклонившись, Николай взял в горсть мерзлую землю, и разжав пальцы, смотрел, как комки с глухим стуком посыпались на деревянную крышку. Не верилось, что ее больше нет, что в этом роскошном деревянном ящике покоится тело той, что пять лет была его женой, и причиной смерти которой, пусть и косвенно, стал он. Сама эта мысль была невыносима. Вслед за этой горстью в могилу, быстро орудуя лопатами на трескучем морозе, двое мужиков принялись ссыпать землю. Кто-то всхлипнул у него за спиной:
– Такая молодая барыня была... Бедное дитятко сироткой осталось.
Ник обернулся и обвел глазами собравшихся. Две молодки испуганно шарахнулись от мрачного взгляда молодого князя. Аннушка. Как же она теперь без матери? Перед глазами снова предстало испуганное личико дочери, когда он как мог пытался объяснить ей, что мама больше не придет к ней перед сном, как она делала каждый вечер. Анна Петровна положила свою ладонь, затянутую в тонкую кожаную перчатку на его плечо.
– Идемте, Ники.