Не говори мне о любви
Шрифт:
Елецкий перевел взгляд на мать. На фоне черного капора и вуали кожа ее казалось тонкой, как пергамент, и неестественно бледной, глаза покраснели, лицо осунулось. Господи, как она еще на ногах держится?
– встревожился он и понял, что, замкнувшись в своем горе, не обращал внимания, что смерть Натальи стала утратой не только для него. Мать его успела привязаться к его жене и не менее его скорбела о ней, и все эти дни она была рядом с ним. Сергей Васильевич не нашел времени проститься с усопшей и отбыл в Тифлис, где ныне был расквартирован Нижегородский драгунский полк, не сочтя нужным отменить очередную инспекторскую проверку.
Взяв
Снег скрипел под ногами. Сзади на почтительном отдалении вслед за господами потянулись остальные.
– Ники, Вы оставьте Анечку со мной?
– спросила Анна Петровна.
– Вам в Петербурге не до нее будет, да и девочке здесь будет лучше.
Елецкий молча кивнул головой, соглашаясь.
Поминальный обед прошел тихо. Вполголоса вспоминали о молодой княгине. Вряд ли бы среди присутствующих нашелся человек, который был бы способен дурно отозваться о ней. Ник тяжело вздохнул. По сути, жена его была кротким и добрым человеком, и, конечно же, не заслужила того, как с ней обошлась судьба, да и он сам. В который раз он пожалел, что так поспешил сделать ей предложение, но тогда, когда ему чудом удалось избежать неминуемой смерти, казалось, что это единственное правильное решение. Ах, кабы знать тогда, что жива Катерина...
Две совсем юные барышни на другом конце стола тихо перешептывались, поглядывая в его сторону. Елецкий нахмурился и, поднявшись из-за стола, извинился и вышел из столовой. Столь пристальное внимание было ему неприятно, а уж кокетливые взгляды в такой скорбный момент вообще свидетельствовали о полном отсутствии воспитания у сих представительниц прекрасного пола. Однако же это напомнило ему, что он теперь вдовец, и в недалеком будущем отец наверняка вновь попытается образумить его и примется за поиски подходящей невесты. Ну уж нет, - нахмурился он, - хватит с него тихого семейного счастья!
Николай не собирался задерживаться надолго в родовом гнезде. Утром, простившись с матерью и поцеловав на прощание сонную Анечку в мягкую нежную щечку, он отбыл в столицу. Ввиду постигшей его утраты, князя Елецкого временно освободили от обязанностей по службе, и, вернувшись на свою квартиру, он неприкаянно и бесцельно бродил по комнатам, не зная, чем занять себя.
Весь день он просидел в маленьком салоне, переделанном в будуар. Всюду были ее вещи: щетка для волос на туалетном столике, несколько флакончиков дорогих духов, в гардеробной висели ее платья. Все напоминало о ней. Устроившись в ее любимом кресле, он так глубоко задумался, что не заметил, как совсем стемнело. Пора было отправляться на покой. Поднявшись с кресла, Ник споткнулся о небольшую подставку для ног и опрокинул низенький столик. Чертыхнувшись, Николай кликнул Никифора, чтобы тот зажег свечи, а сам остался на месте, опасаясь, что может раздавить что-нибудь в кромешной тьме.
– Собери это все!
– рыкнул он на Никифора в раздражении.
– Убери куда хочешь, но чтобы ничего не осталось.
–
– недоверчиво переспросил слуга.
– Все! Не хочу, чтобы мне хоть что-нибудь напоминало о ней.
Едва было выполнено его указание, и неяркий свет осветил комнату, его внимание привлекла тетрадка, лежащая на полу. Очевидно, она была в ящичке, что выпал из пазов, когда столик опрокинулся. Елецкий поднял ее и открыл. Аккуратный ровный почерк жены он узнал сразу. Прочтя первые строки и поняв, что случайно обнаружил дневник Натали, Ник захлопнул тетрадку. Первой мыслью было сжечь ее, и он уже готов был выполнить свое намерение, бросив дневник в печь в гостиной, но удивившая его самого мысль остановила его в этом порыве. Несмотря на то, что они прожили вместе пять лет, по-настоящему близкими людьми они так и не стали. Он никогда не знал, что у нее на уме, о чем она думает, что волнует ее более всего.
Пройдя к себе в кабинет, Николай устроился в кресле и погрузился в чтение. У его супруги никогда не было близкой подруги, и оттого все свои мысли и чувства, что она не могла держать в себе, Наталья доверяла бумаге. Наташа начала вести дневник еще в Тифлисе. Иногда на его страницах ему попадались рисунки - в основном его профиль - и полные тоски рифмованные строчки, посвященные ему. Он даже не представлял себе как сильно она любила его. Как же больно было ему читать эти строки, пронизанные тоской и острым сожалением о безответности чувства, что она питала к нему. "Отчего-то я не верю, что его больше нет? Что я никогда не увижу и не услышу его, но если он все же не вернется, я не знаю, как смогу жить дальше", - писала она в то время, когда он находился в плену у Кахира и все сочли его погибшим.
Читая о том, что она думала о Катерине, считая ее надменной, бессердечной разлучницей, Ник покачал головой. Насколько огромной была сила этой любви, что не его она винила во всех своих бедах, а Катю. Наталья не видела - или не желала видеть - его недостатки и готова была защищать его от любого, кто осмелился бы сказать что-нибудь дурное о нем. Не заслужил он ни такой любви, ни такой преданности!
Заглушить терзающее его чувство вины, Николай попытался выпивкой. Умом он понимал, что ни к чему хорошему его подобная жизнь не приведет, но остановиться не мог, и вскоре посылать каждый вечер Никифора в винную лавку за очередной бутылкой бренди вошло в привычку.
Так продолжалось полтора месяца. Проблемы у Елецкого начались, когда окончился положенный срок траура, и настало время вернуться на службу. Разбуженный стуком в дверь спальни, Николай нехотя поднялся с постели. Ранним январским утром за окном царила еще кромешная тьма, рассеиваемая местами светом уличных фонарей. Поморщившись от того, что в голове молотом стучало от выпитого накануне бренди, Ник пошатываясь, дошел до двери и открыл. Его мутному взору предстал денщик с вычищенным мундиром в руках.
Ваше сиятельство, на службу Вам бы надо собираться.
– Который час?
– буркнул Николай, опираясь рукой на дверной косяк.
– Семь часов уж, - недовольно ответил Никифор.
Войдя в комнату, он аккуратно повесил мундир на спинку стула и зажег свечи в подсвечнике на туалетном столике.
Обернувшись к зеркалу, Ник, скривившись, рассматривал собственное отражение. Трехдневная щетина покрывала подбородок и щеки, растрепанные темные волосы клочьями свисали на лоб, глаза ввалились, он не помнил, когда ел в последний раз. При мысли о завтраке замутило.