Не говори мне о любви
Шрифт:
Глава 22
Вацлав слов на ветер не бросал и едва его невестка вместе с детьми покинула квартиру, которую снял для них Станислав, поспешил обратиться в Синод с прошением о расторжении брака графа Войницкого с Забелиной Екатериной Владимировной, прекрасно зная, что Станислав, находясь в заключении не в силах помешать ему. В прошении он указал на то, что дочь графа Войницкого и mademoiselle Забелиной крещена в католической вере и в доказательство предоставил метрическое свидетельство о крещении Златы. По опыту зная, что рассмотрение прошения может растянуться на многие месяцы, Вацлав решил дождаться решения по делу сына и уж только затем покинуть
Войницкого выпустили из Петропавловки на следующий день после того, как Катерина побывала на аудиенции у императора. Прямо в камере посыльный из императорской канцелярии зачитал ему приказ о его переводе в Эриванский полк, после чего вручил его графу лично в руки и предупредил, что на улаживание всех дел в столице ему отведено три дня. Рассчитывать на то, что Катерина с двумя маленькими детьми поедет с ним в Тифлис не приходилось. Скорее всего, она рада будет избавиться от его общества, - горько усмехнулся Станислав, выходя на свободу и глубоко вдыхая морозный февральский воздух столицы. Впрочем, иного он и не ждал. Весьма удивило его другое: по его мнению, наказание за совершенный проступок было слишком мягким, даже учитывая то, что Елецкий все еще жив, и возможно, выкарабкается из цепких объятий костлявой, раз не отдал Богу душу до сих пор.
Странно, но эта мысль принесла ему облегчение. Неделю назад он жаждал его крови, но сейчас, увидев реакцию своей супруги на возможное известие о его смерти где-то в глубине души даже испугался за ее душевное здоровье. Невозможно было смириться с мыслью, что не ему отдано ее сердце, другому, но как бы больно не было, Войницкий признавал свое поражение. Ничто не заставит ее полюбить его и ему остается довольствоваться тем малым, что она способна дать ему. Требовать же от нее большего вряд ли разумно. Придется утешиться тем, что она все же его жена и только ему одному дано право касаться ее.
Станислав торопился вернуться домой, но его постигло разочарование. Кроме Вацлава и прислуги в квартире никого не было. Не было и ее вещей. Обойдя опустевшие покои, он рывком распахнув дверь в гардеробную, и с тоской посмотрел на опустевшие вешалки. Ушла, бросила его. Воницкий прислонился к стене и прикрыл глаза. Зачем приходила к нему, зачем вновь вселила в него надежду на то, что между ними все еще можно поправить?
– Барин, - тихо позвал его камердинер.
Очнувшись от горестных дум, Станислав перевел взгляд на переминающегося с ноги на ногу слугу.
– Говори, - коротко бросил он.
– Брат ее сиятельства забрали барыню и детей покамест Вас не было, - ответил тот.
– Папенька Ваш уж больно осерчал, когда Вас арестовали, так что не появись Петр Владимирович, не сладко бы графине пришлось.
– Что ты мелешь?!
– не поверил Станислав.
– Да то и говорю, что ежели граф Блохин бы батюшку Вашего не остановил, досталось бы барыне.
Войницкий побледнел. Стала понятна причина бегства Катрин. Но отец! Как он мог поднять руку на беззащитную женщину, вступиться за которую было некому?! Оттолкнувшись от стены, граф решительным шагом направился к комнате, которую занимал Вацлав. Не постучавшись, Станислав распахнул двери.
– Да как Вы посмели?!
– вырвалось у него.
Вацлав прищурившись вгляделся в искаженное яростью лицо сына.
– Давно пора было это сделать, - ворчливо ответил он.
– Но сделанного не воротишь. Думаю, месяца через
От услышанного, Станислав потерял дар речи. Его отец за его спиной... Большего предательства трудно было ожидать. Вся ярость куда-то испарилась, уступив место опустошенности и отчаянию. Боль когтями рвала сердце.
– За что Вы меня так ненавидите, отец?
– потеряно спросил он.
Вацлав изумленно уставился на него. Все его поступки были продиктованы исключительно желанием избавить его от женщины, которая, по его мнению, стала причиной всех бед и несчастий, что случились с его сыном.
– Я не испытываю ненависти к тебе, - осторожно ответил он.
– Я лишь хочу, чтобы ты смог начать жизнь заново, оставив в прошлом эту недостойную женщину, которую ты называешь своей женой.
– Заново?
– горькая улыбка скривила красиво очерченные губы.
– Я и начну ее заново, на Кавказе. У меня три дня на то, чтобы покинуть столицу. А Вам лучше уехать в Варшаву. Видит Бог, для меня нет более тяжкого наказание, чем предательство собственного отца.
И все же уехать, не простившись с ней, не попытавшись увидеться еще раз, он не мог. Вряд ли можно было рассчитывать на теплый прием в особняке Блохиных, но у него не было другого выхода.
Катерина была в музыкальном салоне с Алешей. Рассеяно проводя рукой по клавишам рояля, она решала, как ей быть дальше. Именно такой: задумчивой, грустной с распущенными по плечам локонами в милом домашнем платье ее увидел Станислав, которого по его просьбе Семен, рассудивший, что супруги сами должны разобраться во всем, проводил в музыкальный салон. Алеша, увидев отчима, радостно бросился к нему. Поймав мальчика на бегу, Станислав выпрямился и встретился глазами с изумленным взглядом Кати. Медленно поднявшись со стула, она сделала несколько нерешительных шагов по направлению к нему.
– Станислав, Вас отпустили?
– рассеяно спросила она.
– Вы бы предпочли, чтобы я сгнил в крепости?
– невесело усмехнулся Войницкий.
– Нет-нет. Как Вы могли подумать так!
– отрицательно покачала она головой.
– Я рада видеть Вас в добром здравии.
Алеша, поняв, что взрослым сейчас не до него, заерзал на руках у графа, и он отпустил его.
– Я велю собрать свои вещи, - тихо произнесла Катрин, глядя в глаза Станиславу.
– Конечно, для поездки сейчас не самое лучшее время, но...
– Катя тяжело вздохнула.
– Вы знаете?
– ошеломленно спросил Станислав.
– Вы собираетесь поехать со мной в Тифлис?
– Я Ваша жена, Станислав, и мое место подле Вас, - ответила она.
– Но откуда...
– внезапная догадка осенила его, - Это Вам я обязан столь мягким решением Государя.
Катя кивнула.
– Простите меня, но я не могла сидеть сложа руки.
– Катюша, - Войницкий сжал ее в объятьях.
– Я и надеяться не смел...
Но тотчас от другой мысли в груди разлился неприятный холод. Имеет ли он право промолчать, не открыть ей всей правды? Да, Катя готова поехать с ним, но что движет ей? Уж никак не сердечная привязанность к нему, чувство долга вынуждает ее к тому. Что будет, если он промолчит, а в будущем все откроется? Как же велик был соблазн не сказать ей, увезти с собой, далеко, туда, где Елецкий не сможет видеться с ней, но что будет, когда обман откроется? Сумет ли он привязать ее к себе настолько, что она простит ему? Все может быть, - коварно шептал внутренний голос, - вдруг ему повезет, и она к тому моменту окажется в тягости от него. Можно будет попробовать уговорить ее принять католичество и обвенчаться по законам, признаваемым его верой.