(не)хорошая девочка
Шрифт:
— Если бы твой отец занимался твоими розысками, тебя выдало бы уже наличие охраны, — безжалостно сообщает Эльза. — Я так поняла, что Дягилев решил отомстить Олегу за меня и взял в оборот тебя.
Мне хочется её ударить, вцепиться в волосы, треснуть головой об руль, хотя… Она ведь не сказала же ничего нового для меня. Даже сам факт того, что Вадим может мстить моему отцу, соблазняя меня, я в виду имела. Я знала. А тем временем Эльза продолжает говорить.
— Я знала про суаре, знала, что Вадим его не пропустит, ну и он не мог не отвести сюда женщину, которую хочет соблазнить.
— Ты скажешь отцу? — я не договариваю. Если честно, мне сейчас настолько черно, что вообще до лампочки. Просто нужно понять, к какому аду мне готовиться.
— Ага, конечно, расскажу, только гроб ему закажу перед этим, — ядовито откликается Эльза. — Его же удар хватит. Тебе хоть стыдно вообще?
— Нет, — устало откликаюсь я, и Эльза затыкается. Это хорошо. Это очень хорошо.
Ведь мне и вправду не стыдно. Разве что перед Вадимом. Ведь именно от него я снова сбежала. Но… Он просил у меня один вечер. Больше мне судьба и не дала.
— Если бы ты была моей дочерью… — начинает Эльза снова с явным намерением воззвать к моей совести.
— Какое счастье, что ты мне никто, — перебиваю я её.
Серьезно — это уже вне всяких рамок. Вот только лекций о моральном облике от содержанки мне и не хватает для полного счастья. Кто-то там звезду поймал, из-за того что спит с моим отцом? Мало мне папочки, что контролирует мою личную жизнь, так и его баба ко мне в эту жизнь лезет, как будто я забыла у неё спросить.
Офигеть, блин, лекции по половому воспитанию для девочки двадцати трех лет только и не хватает. Давай, Эльза, расскажи мне про пестики, тычинки и какой стороной на мужской член надевать презерватив.
Остаток пути Эльза молчит, недовольно поджимая губешки. И правильно делает на самом деле.
Я возвращаюсь не ради неё, не ради того, чтобы что-то доказать абсолютно чужой мне Эльзе, только ради отца.
Только бы с ним не случилось больше ничего серьезного.
Если Эльза врет — я могу сбежать. В конце концов, не на цепи же меня держать будут, да?
Но если Эльза не врет — я не могу проигнорировать отца.
Действовать без оглядки на отца, которому в общем-то и наплевать на меня — это одно.
Действовать без оглядки на отца, оказавшегося рядом со смертью — совсем другое.
Вот только…
Да, я поступаю правильно, я это знаю.
Почему на моей душе так темно и никак не светлеет?
25. Отцы и дети
Дом, милый дом…
Не прошло и недели, как я отсюда ушла — в чем была, то есть босиком и почти голышом, а ощущение, что прошла вечность. И вот я ночь тут проспала, а не исчезает это странное ощущение отчужденности в отцовском доме. Может быть, дело в том, что даже проходя в холл дома, я будто слышу это папино: “Мне такая дочь не нужна”. А может, дело в том, что теперь, когда я прихожу в столовую, чтобы позавтракать —
— С добрым утром, — произносит Эльза, не поднимая глаз от своей тарелки. И тон такой кислотный — не понятно, как только от него не плавится полировка стола.
— С добрым, — пасмурно откликаюсь я.
— Не выспалась? — Эльза поднимает ко мне свое ехидно ухмыляющееся лицо. — Неужто совесть проснулась и спать не дала?
Ох, если бы. Если бы…
Мне снился Вадим.
Нет, вы понимаете вообще?
Мне снился Дягилев!
И нет, он в тот сон не просто посидеть зашел — я в жизни не видела настолько эротично-порнушного сна. Казалось, в нем сплелось все, что я увидела на оргии, а что-то добавила моя фантазия. Бо-о-оже, сколько бы я заплатила, если бы он это сделал не во сне, а вживую… Хотя бы часть того, на что я насмотрелась.
— Слушайте, сделайте одолжение, отвалите от меня и можно подальше, — раздраженно выдыхаю я. — Я ведь могу и у подруги пожить, пока папу не выпишут.
— Чтобы снова спутаться с конкурентом отца? — скептически уточняет Эльза.
— Не помню, чтобы папа у меня спрашивал мнения, перед тем как спутаться с вами, — ядовито улыбаюсь я. — Так что не ваше это дело, с кем спуталась я.
Отличное утро, да? Впрочем, перед любовницей отца у меня никакого трепета нет. Она у него категорически оборзевшая.
Смотрит на меня Эльза с неприязнью.
Это у нас с ней на самом деле взаимно.
— Приятного аппетита, — произношу я и вылезаю из-за стола.
— Ты не поела, — холодно замечает Эльза. Молодец, заметила, памятник можно поставить. Тоже мне, заботливая мамашка нашлась.
— Совсем забыла, что перед пробежкой не ем, — у меня на губах самая фальшивая улыбка на свете.
Пробежка.
На самом деле — мне не так уж хочется бегать сегодня. Внизу живота ощущается легкая болезненность. Но завтракать в компании Эльзы мне хочется еще меньше.
Поэтому я все-таки переодеваюсь, затягиваю волосы в хвост и плетусь на пробежку. Не очень активную, но все-таки пробежку, после которой ломит жаром икры. Неделя безделья сказывается все-таки.
Что может быть лучше этого ощущения? Ну, душ и завтрак в одиночестве, например.
А потом мы наконец едем в клинику.
— Прошу тебя, хоть с отцом обойдись без этого своего хамства, — умоляюще шипит мне Эльза, когда мы шагаем по коридору клиники.
Я молчу.
Обойтись без хамства? Да обойдусь, что уж там. Могу и молча потерпеть те мысли, что меня подтачивают.
Почему его содержанка все знала о его состоянии, а мне он даже не позвонил. Неужели все настолько плохо? Что у него, паралич? Речь отказала?
— А он правда выражал свое желание меня увидеть? — отстраненно спрашиваю я. Это на самом деле важно. У меня это в портрет моего папы вообще не вписывается.
Эльза молчит.
— Нет?
Вот я так и знала, что что-то тут не то.
— Олег хотел только приставить следить за тобой своих людей, — шепотом отзывается Эльза. — Я… Я не хотела, чтобы вскрылся… Он. Это… Это добьет Олега.