(не)хорошая девочка
Шрифт:
— Выйдешь на улицу, там увидишь Бориса, иди к нему, — тихо приказывает Вадим Соне, фокусируясь тем не менее на Баринове. — И не забудь одеться.
— Хорошо, хозяин, — шепотом откликается Соня.
— На людях необязательно, — Вадим улыбается. — Хотя мне нравится, учти.
— Учту, хозяин, — покладисто откликается маленькая поганка, опуская свои длинные реснички.
Она идет в другую сторону — в обход, туда, где Вадим бронировал под себя ложу. Явно чтобы не столкнуться с отцом, да и избежать столкновения
Её отец смотрит ей в спину — прямую спину, с гордо развернутыми плечиками, и явно находится в эмоциональном коллапсе.
Отчасти Вадим Афоне даже сочувствует. Но так масштабно лажать в отношении родной дочери — еще надо умудриться.
Баринов дергается, когда Вадим шагает в его сторону, в уме прикидывая, какая рука у этого мудачка поднялась на Соню.
Правая щека? Рука левая. Ну, окей, её и сломаем.
— Куд-да, — тянет Дягилев, прихватывая сопляка за шиворот и швыряя к стене. Трусливый щенок. Невоспитанный. Ох, Марго, Марго. Прекрасный экземпляр бизнес-вумен, а вот мать — явно паршивая. Или по-матерински жалела сыночку?
Вадим заламывает руку Баринову, пристально глядя в лицо Афанасьева. В перекошенное лицо Афанасьева. До надсадного протяжного воя щенка. Но он ведь знал, что нельзя тянуть руки к Соне? Знал. Вот и пусть теперь пеняет на себя.
— Это ты должен был делать, — ядовито сплевывает Вадим, сильнее выкручивая руку Сергею и глядя в глаза Сониного папаши, — никуда не уходи. И к тебе дело имеется.
Ведь и правда, это было дело отца — защитить дочь от мудака. Почему он этого не сделал — история умалчивает.
Женский туалет так кстати оказывается рядом — отличное место для свершения казни. Вадим, честно говоря, еще со времен американского колледжа никого не макал башкой в унитаз. Очень хотелось, но не попадалось на его пути таких ушлепков.
Вот, попал.
И ни слова напоследок не сказать. Никаких “лучше беги”, о нет. Слишком щедрый совет.
А уже выходя из туалета, Вадим вытаскивает из кармана брюк флешку. Маленькую, черную. Только для того, чтобы сунуть её в нагрудный карман на пиджаке Афони.
— Познакомься на досуге, папочка, — улыбается Вадим неестественно. — Надеюсь, что до тебя дойдет, какой ты кретин. Не могу же я настолько феерично в тебе ошибаться.
У Афанасьева подергивается щека. И взгляд убийственный.
— Какого хрена вообще ты… — начинает он и замолкает сам, явно потеряв мысль. Кажется, вопросы у него в голове роятся густо, толком и не поймешь, что волнует больше.
— Да все ты понял, — Вадим пожимает плечами. — Поговорим, когда ты, наконец, увидишь полную картину. Ну, или не поговорим, если ты в курсе. В таком случае, не жалуйся, когда огребешь. А сейчас меня ждут, извини.
Это вышло саркастично.
Впрочем, Афанасьев не разочаровывает. Морду бить за поруганную честь доченьки
Хорошо. Не хотелось бы выяснять с ним отношения и устраивать второй акт мордобоя именно сейчас. Есть еще шанс, что Афанасьев не конченый. Маленький такой шанс, но все-таки…
Соня ждала его у машины. Как он и приказал. Кутаясь в длинное бежевое пальто, пряча нос в широком шарфе.
И вот вроде схлынуло то первичное возбуждение, стоило заметить Баринова, а сейчас — только глянул на неё, и оно возвращается вновь.
При виде Вадима Соня выпрямляется в струнку, будто по стойке смирно.
Он в принципе хотел её. И раньше. И раньше это было алчное, неумолимое желание. Но сейчас — эта жажда почти вселенская. Нельзя её больше от себя отпускать. Вот нельзя, и все тут.
Пальцы закапываются в её волосы, сгребают в горсть мягкие пряди. Лбом Вадим прижимается к лбу девушки, пытаясь унять дыхание. Нужно чуть-чуть оттянуть. Напоследок. А потом уже можно и сорваться.
— Не передумала? — хрипло спрашивает Вадим, глядя на Соню и отмечая каждую родинку на её белой коже.
Последний шанс на побег, ушастая.
Она качает головой, смущенно покусывая губешку.
— Отлично. — Вадим распахивает дверцу машины сам и запихивает туда Соню.
Охота закончилась.
Самое время пировать.
33. Долг красен платежом
Мой хозяин — исчадие ада, чертов демон похоти, который одерживает меня одним только своим пристальным взглядом. А уж когда он меня целует — я будто окунаюсь в раскаленное адское пекло и плавлюсь, плавлюсь, плавлюсь как свеча, пытаясь проникнуть в его поры, стать его уже бесповоротно.
Тысяча вопросов. Не меньше роилась в моей голове с самого момента такого своевременного появления Дягилева в фойе театра. И все эти вопросы, как разъяренные пчелы, гудели так оглушительно, казалось разорвут мой череп изнутри.
А потом Вадим нырнул вслед за мной в машину.
И настала тишина.
Я не помню, как сбросила с плеч пальто, как оказалась на его коленях, я просто осознала себя впивающейся в его губы, зарывающейся пальцами в его волосы. Тело гнется к нему, будто намагниченное.
Мой. Мой. Мой хозяин. Больше ничей. Никому не дам.
Боже, как я рада была увидеть его наконец. И нет, ни на какую ни на секундочку. Секундой с ним мой голод не утолить. Именно сегодня я поняла — я без не могу отдельно от него. Моя одержимость этим мужчиной прогрессирует слишком быстро.
Боже, что я буду делать, когда он со мной наиграется? Как выживу? Ладно, позже об этом подумаю. Сейчас не хочу, совсем не хочу.
Мой разум растворяется, тает, уступая тяжелым волнам моего безумия.