(Не)Идеальная девочка
Шрифт:
– Настя! Ты чего молчишь?! – уже кричит Кирилл. – Где ты? Ещё на вечеринке? Если нет, то скажи где, и я заберу тебя. Не молчи, Настя.
– Нет, я не на вечеринке. – выпаливаю ровным, но скрипящим голосом, сдерживая слёзы обиды. – И никуда приезжать не надо. Я же сказала, что не хочу тебя видеть.
– Заканчивай этот детский сад, Настя!
Постоянно называть человека по имени – это такая психологическая фишка. Мера давления. Но ко всем таким "штукам" у меня давно иммунитет.
– Я всё сказала, Кирилл, – я тоже умею манипулировать, учителя у меня
– Послушай, Настя…
Сбрасываю звонок и зажимаю кнопку блокировки, пока экран не гаснет окончательно.
Хватит! Наслушалась!
Разворачиваюсь и падаю коленями на прохладную плитку. Разговор с Киром отнимает последние силы. Вглядываюсь в своё отражение в прозрачной воде. Слёзы снова стекают по щекам, оставляя выжженные дорожки, словно кислота.
Сегодня странный день? А ведь он ещё даже не закончился.
Снова слышу хриплый шёпот и срывающееся дыхание.
"Маленькая, моя маленькая…"
Жених никогда меня так не называл. Только по имени. Каждый раз казалось, что стоит снова его услышать, и меня стошнит. Никаких нежностей. Ласковые слова – это про любовь. А у нас что? Холодный расчёт!
"Моя идеальная девочка…"
Впервые за всё время нашего знакомства это не прозвучало как оскорбление, скорее наоборот. Перестаю сдерживать всхлипы.
"Как меня от тебя ведёт…"
В этот момент я чувствовала себя самой желанной на свете. Не как что-то само собой разумеющееся, а словно я самый желанный приз, которого очень долго и упорно добивались.
А что теперь? Сижу и превращаю воду в бассейне в морскую. Даю себе ещё минуту.
Один, два, три, четыре…
Слёзы выжигают веки, плавят глазные яблоки и оставляют ожоги на щеках.
Пятнадцать, шестнадцать…
Рыдания разрывают сердце и душу и вырываются наружу отчаянными всхлипами.
Тридцать три, тридцать четыре…
Сжимаю руки в кулаки до побеления костяшек и кровавых полумесяцев на ладонях.
Сорок семь, сорок восемь…
С трудом набираю в лёгкие воздух, заставляя их его вентилировать.
Пятьдесят четыре, пятьдесят пять…
Тыльной стороной ладоней вытираю солёные капли и размазываю тушь.
Пятьдесят девять…
Неимоверными усилиями поднимаю размякшее тело, упираясь ладонями в край бассейна.
Шестьдесят…
Стираю последние капли. Делаю глубокий вдох. Стягиваю резинку с волос, позволяя им водопадом рассыпаться до поясницы и, гордо вскинув голову, шагаю вслед за Северовым в темноту навстречу неизвестности.
***
– Настя, где ты пропадала? – бурчит Вика, не оборачиваясь, когда я кладу ладонь ей на плечо и прошу пойти со мной.
Но, обернувшись, снова роняет челюсть до пола. Так же, как и все остальные, когда я зашла в душное помещение.
Ну конечно…
Никто
– Ааааааа-хрееее-неть! Что это с тобой? Кто ты такая и куда дела нашу идеальную девочку? Где моя подруга? – бомбит она, округляя глаза.
– Пойдём отсюда и поговорим, – говорю со смешком, – пока ты себе невесть чего не напридумывала, как и все.
Молча делаю разворот на каблуках и застываю, так ни шагу и не ступив. Северов сидит у бара и заливает одну рюмку, судя по прозрачности водки, за другой. Рядом с ним Антон Арипов что-то настойчиво втирает и дёргает руку друга с поднесённой ко рту стопкой, отчего жидкость из неё проливается на импровизированную барную стойку.
– Отъебись, сказал! – разрывает басы голос Артёма и замирает у меня в ушах.
Антон поворачивается в нашу сторону и громко присвистывает. Через накладывающиеся друг на друга слои музыки я не слышу его слов, но по губам, кажется, читаю: ну нихуя ж себе!
Север поворачивает голову до тех пор, пока мы не сталкиваемся глазами, и тут мне реально становится страшно. Даже несмотря на то, что нас разделяет метров пять расстояния и пара десятков разгорячённых студентов, в его потемневшем, практически чёрном взгляде я считываю крайнюю степень бешенства. По телу пробегает ледяной озноб и сковывает мышцы, но даже сейчас я не могу оторвать от него взгляд.
Белые, всегда в лёгком хаосе волосы сейчас выглядят так, словно в них раз за разом запускали пальцы. Бирюзовая радужка почти полностью скрыта за чёрным туманом зрачков. Он смотрит с каким-то странным прищуром, а его губы искривляет звериный оскал.
Инстинкт самосохранения заставляет меня сорваться с места, когда он начинает медленно сползать со стула с кошачьей грацией. Вот только этот кот отнюдь не ручной и мурчит, только когда удовлетворит аппетит. А однозначный взгляд не оставляет мне ни единого шанса.
Со скоростью взбесившейся антилопы взлетаю наверх и, врываясь в первую попавшуюся дверь, с гулким стуком запираю её. Благо, комната пуста. Сползаю спиной по холодной деревяшке, жадно хватая ртом воздух. Закрываю глаза в попытке унять бешеное сердцебиение и выровнять срывающееся дыхание. Громоподобный стук заставляет меня подпрыгнуть. Глаза начинают метаться по комнате в поисках путей отхода.
– Насть, ты тут? – доносится из-за двери Викин голос. Видимо я так шумно выдыхаю, что она меня слышит и входит. – Ты чего сорвалась, словно за тобой тысяча чертей гонится?
– Всего один, – выдаю с истерическим смешком, – но очень злой.
– Кто? – нет, ну она сейчас серьёзно? – Кир?
Начинаю ржать. Не смеяться, а именно дико ржать, хватаясь за живот и сгибаясь пополам. Видимо, это нервное, потому что успокоиться мне удаётся далеко не сразу. Но как только в лёгкие наконец добирается кислород, затыкаюсь.
– Северов. – слово отдаётся эхом, во внезапно повисшей, словно звенящей, тишине. А может, мне так кажется после оглушающего приступа смеха?
– Что он сделал? – выпаливает подруга.