Не имея звезды

Droi

— Дамы и господа, леди и джентльмены. Все мы здесь сегодня собрались, дабы научиться очень важной вещи в этой жизни. Да, у нас бывают разногласия, бывают соры и сражения, но важно помнить одно — все мы молоды. К чему я это, спросите вы. А к тому, господа, что когда мы постареем, а это рано или поздно произойдет, то никому не будет хотеться обернуться и увидеть что часть жизни, пусть самую малую, пусть незаметную, пролетевшую так быстро, но все же потратили на ненависть, месть, глупые обиды и прочее. Так что давайте сегодня все вспомним о том, как мы умеем прощать. Дамы

и господа, перед тем как у восточной стены появится стол с выпивкой, у западной включат волшебнофон, на эту сцену подниматься тот, кто и устроил наш сегодняшний праздник. Встречайте — лучший гитарист Хогвартса, Герберт Проныра Ланс.

Под аплодисменты, преимущественно студентов Хога, вышел Проныра, держа в руках Малышку.

— Спасибо за представление, дружище, — усмехнулся Ланс. Он-то знал, что эту речь готовила Анастасия, а Давид её лишь заучил, так как вообще ни слова не знал по-английски. — Народ, я не задержу вас надолго своим бренчанием. По сути, я исполню лишь одну песню за авторством нашего ведущего. Для тех, перед кем я провинился. Дамы — я забыл путь к той лестнице рая. Надеюсь, вы забудете путь к моей тарелке.

(п.аГебисполняет Harel Skaat — Milim)

И Герберт заиграл. Он пел на языке, которого не знал, пел о чувствах, который испытвал другой мужчина, к другой женщине. Но с каждым аккордом, с каждой нотой, перед взглядом прикрытых глаз возникал образ придуманной девушки, непридуманного человек.

Ланс закончил играть, сорвал шквал апплдосмиентов, поймал восторженные девичьи взгляды, и удалился. Тут же заиграла другая музыка. Там было всего намешано. И маглвоские группы и волшебные, среди которых явно выделялись сверх-популярные «Ведьмины Сестрички». Кто-то потянулся за выпивкой, другие танцвевали в такой тесноте, что приходилось поднимать стаканы с выпивкой над головой, а в целом танцпол напоминал скорее оргию, нежели тот самый танцпол.

Ланс, убрав гитару в тайную нишу, пошел за выпивкой.

Несколько шотов спустя

Ланс, затянувшись, выдохнул, выпуская изо рта несколько колечек облачного дыма. Он сидел на балконе, свесив ноги вниз, туда, к провалу черноты, которую не прореживали редкие звезды. Те, словно подмигивая, лишь изредка показывались из за плотных, ватных туч, затянувших небо. И лишь луна порой могла пробиться сквозь плен их темницы. И она, выхватывая из власти ночи маленькие кусочки реальности, словно вливала в них жизнь. Особую, ночную, таинственную, мрачную, мистичную жизнь. Ту, которая идет рука об руку со смертью и тьмой. Но все же жизнь.

Герберт был пьян. Не то чтобы в стельку, но пьян. В смятой пачке оставалась лишь последняя сигарета, которая мигом перекочевала в рот парня, в тот же момент, когда докуренная улетела вниз. Щелкнула зажигалка. Глухо, но томно, словно застежка на подтяжках женских чулок. Казалось, вот сейчас губ коснутся чужие губы, такие незнакомые, такие сладкие, такие опасные, как привкус терпкого, крепленого вина. Руки лягут на тонкую талию, пройдутся по бархатистой коже спины, пальцы пробегут свою милю по ключицам, потом шея, и ниже, ниже... А те, другие руки, столь теплые, подогревающие

и без того пылающие желание, спутаются пальцами в волосах и раздастся стон. Он, как первый аккорд любимой песни мигом затянет тебя в беспросветный омут, в тот самый омут, из которого так не хочется выбираться. Но был лишь дым.

Он мерно дрожал, клубился, и исчезал вы вышине. Лишь дым и пьяный музыкант, сидевший на балконе, свесив ноги к провалу черноту. Немного съехавшая шляпа, рубашка, местами выползшая из штанов, следы помады на щеках и губах, какая-то дикая смесь из многих ароматов не дешевых духов и дым. Лишь сигаретный дым.

На миг тишину нарушил дверной скрип, потом грохот музыки и гам людской толпы, а потом все закончилось, затихнув на очередном дверном скрипе. Кто-то пришел.

— Так и знала, что найду тебя здесь.

— Не очень скрывался, — пожал плечами юноша.

Рядом встала Жанна, запыхавшаяся, довольная, явно нацеловавшаяся и натанцевавшаяся.

— Что здесь делаешь?

— Курю, — продемонстрировал сигарету Проныра.

Одна из прелестных близняшек скептически взглянула на помятую, пустую пачку.

— До начала вечеринки, у тебя там было больше половины, — заметила девушка.

Ланс вновь пожал плечами и опять выдохнул колечко дыма. Ланс попросту не знал, как объяснить свое настроение, хотя бы просто потому, что никогда такого не испытывал. Видимо подруга поняла это.

— Расскажи мне.

— Что?

— Про неё, — пояснила леди.

— Эммм, — протянул Проныра. — Я тебя не понимаю.

Жанна улыбнулась и повернулась спиной к перилам, обращая свое лицо к спрятавшейся луне. Она была красива.

— О той, по которой ты сейчас вздыхаешь.

Проныра хотел было возразить, но потом понял, что да — вздыхает.

— Не знаю.

— Что не знаешь?

— Не знаю кто она. И есть ли она.

Девушка поняла и это. Она просто улыбнулась и ткнула парня в бок локтям.

— Тогда расскажи о ней.

Проныра глубоко затянулся и выдохнул целое облако.

— Ты знаешь, она такая... такая.... жаркая. А волосы, — хмыкнул юноша. — Они как крепкий утренний кофе. Черные, струящееся, волнистые и волнительные. А глаза. Ты бы видела эти глаза. Словно живые... Глупое сравнение, — юноша снова хмыкнул и вновь затянулся. — Но, ты знаешь, она не красавица. Нет-нет, совсем не красавица. Но есть в ней что-то такое, женственное, не красивое, но прекрасное. Ах эти губы...

Юноша помолчал, покачал ногами, как когда-то давно, сидя в кабинете у Флитвика. Вот только вместе мага — подруга, а вместо печенья — сигарета, та самая, последняя сигарета.

— И бронзовая кожа. Знаешь, не загар, а такая, как бы это сказать — родная бронза. А как она танцует... Словно лепесток пламени на ветру.

— Ты её где-то видел, да? Такой ни в Хогвартсе, ни в Хогсмиде, да и в остальных школах нет.

Тут юноша улыбнулся, немного горько, чуточку грустно.

— И не может быть. Это мой мираж, моя сказка, моя Бель. Я видел её во снах. Всего пару раз, лишь мельком. Словно неясное мельканье в многолюдной толпе.