(не) избранная для султана
Шрифт:
Суета наполнила комнату. Несколько старых рабынь повели куда-то Мехтаб. Вместе с женщинами она шла по узкому коридору, проходя мимо дверей, за каждой из которых крылась маленькая аскетичная комната.
Тёмные брови Мехтаб взлетели. Куда делась роскошь?
— Это всего лишь начало, — шепнула рабыня, читая её удивление на лице. — Всё зависит от того, как ты будешь себя вести. Только жёны и фаворитки Саттара купаются в роскоши, остальные наложницы живут довольно скромно.
— Я думала…
— Это нужно заслужить, девушка, — ворчливо вмешалась другая хиндийка.
Мехтаб
Сначала её отвели в хамам. Это не просто бани, а целый комплекс для парения, медитаций и общения.
Внутри встретила служанка, облачённая в нежно-голубой кафтан и канареечные шаровары. Она улыбнулась и указала на деревянные двери, за которыми расположился хамам. Это была тёплая комната с длинной скамьёй вдоль одной из стен. Пар, поднимавшийся из встроенных в пол камней, окутывал всё вокруг туманной вуалью. В бане уже было несколько женщин. Некоторые из них улыбались ей, другие просто сверлили взглядом. Мехтаб почувствовала, как внутри неё начинает расти напряжение, но она здесь не для удовольствия. Нужно привести себя в порядок. Служанки искупали девушку и натёрли тело маслами, отчего кожа стала нежнее атласа. Затем Мехтаб одели и вернули в личные покои.
— Здесь ты будешь жить, — сказала старая хиндийка, указывая на маленькую комнату, в которой было уютно, но просто. Одно крохотное окно в стене пропускало тусклый свет, освещая скромное пространство. У стены стоял топчан, а в углу сундук для одежды. На столе лежали несколько книг и карандаши. Вторая рабыня достала из сундука шелковые шаровары, лиф, изумрудный кафтан и вуаль.
Мехтаб перебирала в руках салатовые шаровары, ощущая гладкую, прохладную на ощупь ткань. Тонкий материал лифа идеально подчёркивал стан, обнажая плечи. По спине бежали приятные мурашки от контакта с легковесной тканью. Тончайший шёлк, как вторая кожа, скользил по телу, очерчивая каждый изгиб фигуры. Старая хиндийка принесла туфли из тёмно-зелёной лайки, расшитые золотом, а другая протянула переливчатую вуаль.
Нарядившись в красивое убранство, Мехтаб подняла взгляд и встретила своё отражение в зеркале. Это было нечто большее, чем просто одежда: этот наряд превратил её в совершенно другую женщину.
Рабыня хотела что-то сказать, но, внезапно, была прервана оглушительным грохотом взрыва. Звук пронзил воздух, заставив всех присутствующих вздрогнуть от неожиданности. До них донеслись громкие крики, но больше всего злился Башир-бей. Служанки кинулись на его голос, оставив Мехтаб в комнате, наказав никуда не выходить.
Долго и терпеливо девушка ждала, как было приказано. Но что, если о ней попросту забыли? Мехтаб решила сама найти комнату, где будет происходить инициация, о которой говорил евнух. Она последовала направо, но тут же вернулась, устремляясь в другую сторону. Если бы она только знала, что нужно запомнить дорогу, пока её вели рабыни, она обязательно бы так поступила. Упершись в красиво разрисованную дверь, она дёрнула её на себя и оказалась в просторной комнате. Стены были выкрашены в шафрановый
Глава 4
Первая мысль, пришедшая Ане в голову, как только она увидела юрту и человека: бежать. Она уже было развернулась, чтобы выскочить обратно за калитку, но голос остановил.
— Счастлив тот, у кого бывают гости, радостен дом, у коновязи которого всегда стоят кони приезжих.
Аня остановилась, пытаясь переварить информацию, пока старик продолжил.
— У человека всегда есть выход из положения, у зверя всегда есть собственная нора.
— Это что? — задалась вопросом вслух. — Загадки? — не могла понять происходящего, и кто вообще теперь перед ней.
— Входи, — снова последовало приглашение. — У Оюу давно гостей не было.
Аня видела, как старик неторопливо подбирается к растопленной печи, ставя на неё чайник.
«Сумасшедший какой-то», — Аня стояла, всё ещё раздумывая.
— Неужто откажешь старику чаю с ним выпить? — послышалось из юрты, и Аня, вздохнув, направилась к дому. Родители учили уважать старших.
Ей казалось, что она нагнулась низко, но всё равно, проходя, стукнулась головой о перекладину и невольно зашипела, прикладывая ладонь к ушибленному месту. Никогда раньше не была в юртах, потому с удивлением обнаружила, что внутри всё заставлено мебелью и завещано разноцветными тканями. По правую руку — кухонный угол, где стоял приземистый посудный шкаф, хранящий в себе так же крупы и чай, рядом с ним — небольшой стол, возле которого разместились две пластиковые ёмкости с водой. По правую — рукомойник с необходимыми принадлежностями и ведром вместо слива.
Яркая красочная мебель по всей юрте, всё того же оранжевого цвета, в некоторых местах повторяла узоры с двери. В самом центре сундука была мастерски расписана белая лошадь, а рядом на двух одинаковых тумбах, странная собака с длинными усами, как у сома. Всё остальное пространство на мебели было заполнено ромбами, косами и цветами.
На сундуке разместилось небольшое трюмо, покрытое выбитой салфеткой, перед которым шёл караван из трёх керамических верблюдов. Рядом на стене висел большой старый бубен, на коже которого чёрной краской были нарисованы непонятные символы. Под ним тумба, где лежали какие-то перья, колотушка, куски дерева и стояла невысокая металлическая чаша. Вдоль войлочных стен три кровати, застеленные грубой тканью, и шкаф, где хранились постельные принадлежности, увиденные Аней по причине того, что дверки до конца закрыты не были.
Центральным элементом являлась печь, уходящая вверх трубой, укреплённой в специальном окошке наверху. Топилась она дровами, но чаще кизяком, который собирали люди неподалёку. Накидывали в вёдра и приносили домой. Горел кизяк мало, но отдавал хоть какое-то тепло, потому эффекта хватало минут на двадцать.
Поддерживалась конструкция юрты специальными подпорками: длинными палками с узорчатым горизонтальным навершием, упиравшимися в большой круг в центре, являющийся окном. Задрав голову, Аня различила небо с зарождающимися на нём яркими звёздами.