Не измени себе
Шрифт:
На многие годы мы остались с Воробьем друзьями, и я никогда не забывал его добра, которое он сделал для меня в этот нелегкий период.
Воробей получал от "Буревестника" стипендию. Меня оформил Абесаломов инструктором на жиркомбинат. На свою зарплату я не мог позволить себе купить даже носков. Все деньги уходили на питание, на подавление язвы желудка.
Из слабого я хотел стать сильным. И гораздо больше чем сытым. Посему никаких перспектив, кроме спорта, для меня не существовало уже с десяти лет.
Я много перепробовал: коньки, лыжи,
И вдруг на уроке физкультуры через веревочку прыгнул на 120 сантиметров. Совершенно неожиданно. Я, хилый пятиклассник, без труда преодолел высоту, которая была не под силу ребятам старше меня.
И все сразу определилось. Прыгун!..
Через год я взял 130 сантиметров. Еще через полгода - 150. В четырнадцать лет - 160 (лучший в городе результат среди школьников). В пятнадцать лет 175. В шестнадцать - 195. В шестнадцать с половиной - ровно два метра. Мастер спорта!
И все время работа. Возрастающая, целиком поглощающая меня.
После школы я поступил в Харьковский институт физкультуры. И, надо сказать, вовремя - годом раньше вышло постановление Совета Министров СССР "Об отмене платы за обучение в старших классах средних школ, в средних специальных и высших учебных заведениях". Для моей семьи это был не пустяк...
Явившись на первую тренировку в Харькове, я сразу понял, что здесь и погибну... Тусклый свет, ограниченное пространство зала и тренер-самоучка... Это гроб! Надо бежать...
Что я и сделал. Сел на другой день в поезд и прикатил во Львов к Абесаломову - тренеру со своей системой.
И попал. Абесаломов что-то приметил во мне и взял в свою группу. На жиркомбинат он меня оформил временно - до тех пор, пока из Харькова не пришлют мои документы. После этого я должен был стать студентом Львовского института физкультуры. Абесаломов заведовал там кафедрой легкой атлетики. Став студентом, я жил бы уже не с пьяной оравой жиркомбината, а в приличном общежитии. Кроме того, от общества "Буревестник" мне добавили бы 200 рублей. Подобная прибавка казалась мне очень внушительной. Однако документы мои не присылали, и я, экономя на еде, продолжал "зайцем" ездить в трамваях, ходить в стоптанных башмаках и в кургузом осеннем пальтишке...
В ресторане Воробей сидел с двумя девушками. Обеим было лет по девятнадцать. Меня ничуть не смутил их возраст - я знал, что выгляжу старше. Тяготило другое - под левой подмышкой я простыми нитками заштопал свитер, а на башмаках были разного цвета шнурки. Желая избавиться от скованности, я сразу повел себя развязно.
Блондинке, которую звали Рая, я сказал:
– А ты ничего.
Вторую, Галю, я откровенно оглядел с головы до ног и, ничего не сказав,
– И всегда вы такой?
– Через раз, - спокойно ответил я.
Воробей, не ожидая от меня подобной прыти, оторвался от меню. Я сказал ему:
– Мне какой-нибудь бульон, мяса кусок и стакан кефира.
Он указал на девушек и заметил:
– А они, между прочим, вино пьют.
– Молодцы, - похвалил я.
– Я не буду.
Девушки неожиданно поднялись и куда-то ушли.
Воробей предложил:
– Если хочешь, поухаживай за блондинкой.
Я вспомнил про комнату в общежитии на десять человек, про свое кургузое пальтишко, в котором придется гулять с ней по улицам, и сказал:
– Мне нравится другая.
– Нет, - помотал головой Воробей.
– Самому нужна.
Подумав, я произнес:
– Не могу. Если женщина не по душе - не люблю.
– Ну, ну!
– Воробей с интересом глянул на меня.
– А у тебя хоть одна-то была?
– Конечно!
Из ресторана я сбежал. На другой день объяснил Воробью, что почувствовал себя неважно.
После полугода занятий у Абесаломова на мое имя пришло письмо: меня приглашали на зимнее первенство страны. Я показал письмо тренеру, спросил:
– Почему именно меня?
– Не знаю, - он пожал плечами.
– Видят в тебе, наверное, перспективу.
В словах Абесаломова я уловил легкую досаду.
– Поедешь?
– Вообще-то неохота, - соврал я.
– Может, ради потехи?
Тренер исподлобья вгляделся в меня.
– Ладно. Ты себя немного загонял. Дней пять отдохнешь, кстати.
Зимнее первенство СССР по легкой атлетике происходило в Москве. В столице я еще не был. Сойдя с поезда, я вышел на привокзальную площадь и, ощутив особый ритм и размах города, сразу же захотел здесь жить...
Соревноваться мне предстояло с двукратным чемпионом Советского Союза Габидзе и рекордсменом Европы Картановым. Несмотря на свое непомерное честолюбие, я иногда был способен рассуждать и разумно. На этих состязаниях я ни на что не надеялся. "Рано. Еще слишком рано". Но внутри все равно что-то томило, не давало покоя...
Легкоатлетический манеж был огромным, гулким. Шумная публика, радиоголоса судей-информаторов, именитый состав участников, их эффектные спортивные костюмы - все это меня поначалу придавило. На таких представительных состязаниях я еще ни разу не выступал.
Первый, знакомый по тайным помыслам, но теперь вдруг реальный зуд вожделения победы я почувствовал в день отборочных соревнований. Наблюдая за своими соперниками, я сделал неожиданное открытие - никто из них, оказывается, не был как следует подготовлен. Все они выглядели какими-то сонными, вялыми, словно неделю не ели. Даже Картанов и Габидзе с трудом взяли 180 сантиметров. Во мне все так и подпрыгнуло: "Выдохлись!"
Я знал, что до этого они провели серию трудных поединков за рубежом.