Не измени себе
Шрифт:
– Но понимаете, - добавил я, как бы извиняясь, - дело в том, что я же не гаечки на утверждение прислал, а само предложение... Ведь так?
– Верно, - кивнул начальник отдела.
– Но довести свою идею до полного ума вам совсем не помешает.
– Еще бы!
– подтвердил я.
– Конечно. Товарищ Гридин считает абсолютно так же и даже больше: он оказывает мне такую честь, что соглашается стать моим соавтором.
Я замолк и вгляделся в Четвергина. Важно было не пропустить его реакцию. Мне хотелось знать, что он об этом думает?
Начальник отдела не шелохнулся и безучастно смотрел
Я чуть прокашлялся.
– Товарищ Гридин советует мне отозвать свое предложение и вернуть его уже за двумя подписями.
Теперь в меня пристально всмотрелся Четвергин. Он пытался понять, действительно ли я уж настолько туп или только прикидываюсь?
– Не знаю...
– Он дернул плечами.
– Решать вам. Желаете за двумя подписями - пожалуйста, мы препятствовать не станем.
– И добавил: - Да и так ли это существенно: одна или две подписи? Главное, чтобы предложение прошло.
– Простите, - перебил я его, - не понял...
Раздражаясь, что я вынуждаю его говорить больше, чем он хочет, начальник отдела пояснил:
– Я имею в виду то обстоятельство, что от товарища Гридина в первую очередь зависит судьба вашего авторского свидетельства.
"Так, - отметил я.
– Ясно. Гридин номер два".
На другое утро я забрал свой мешок от родственников и сел в поезд.
За окном бушевала весна. Я глядел на зелень полей, перелески, на проносящиеся столбы, дома, речушки, на огромное синее небо, под которым творилась вся эта жизнь, и удивлялся тому, что не испытываю дурного настроения. Четвергины, гридины - эти образы показались мне вдруг нереальными.
Передо мной каждую секунду, минуту, год, и так из столетия в столетие, воссоздавалась жизнь. И поражало то, что она не только не уставала от этого, но всякий раз при этом сама себе радовалась...
И вдруг ощутил, что способен на такое тоже - освобождая душу от тяжести прошлых обид или неудач, время от времени как бы рождаться заново. Это открытие высветило меня, точно сок лимона темный крутой чай... И я поверил.
Применять свой метод на людях мне по-прежнему не разрешали. Продолжая совершенствовать его в виварии, я написал и поместил несколько статей об аппарате в специальных медицинских журналах.
Как на них отреагировали, я не знал до тех пор, пока меня снова не пригласили в столицу. На этот раз я получил вызов от Всесоюзного научного общества по распространению знаний. Оно предложило выступить с докладом.
Я привез с собой кучу чертежей. Вместо мешка у меня теперь был чемодан.
– Из года в год, - доложил я, - в нашей стране, да и не только у нас накапливается целая армия больных, которые считаются неизлечимыми. Гипс перед их недугами бессилен. Я не отметаю его совсем - он уместен в случаях простейших переломов, однако на положении прежнего "бога" гипсовая повязка находиться уже не может. Мною предлагается совершенно новый метод. Суть его состоит в том, что в отличие от общепринятых установок я считаю, что кость, в том числе и человеческая, способна регенерировать, то есть расти. Вот наглядный пример.
И я водрузил на стол мохнатую дворняжку с аппаратом на задней правой ноге.
– Подойдите сюда кто-нибудь, пожалуйста.
На сцену поднялся
– Попробуйте определить, - попросил я его, - насколько нога в аппарате длиннее всех остальных?
Он чуть отошел, прищурился.
– Сантиметров на десять!
– На восемь!
– поправил я его.
По залу прокатилась легкая волна изумления.
– Спасибо, - поблагодарил я мужчину. Он вернулся на свое место.
– Теперь еще...
– Я извлек вторую собаку.
– Взгляните на ее переднюю лапу.
Публика заволновалась, зашумела - лапа была сильно искривлена, притом не внутрь, а наружу.
– Ни длинная, ни кривая нога, - продолжал я, - собакам не нужна. Я сделал это лишь для того, чтобы мои эксперименты были более убедительными и доказательными.
Совершенно неожиданно раздались аплодисменты. Переждав, я указал на развешанные чертежи:
– Все это удалось мне совершить посредством моего аппарата. Конструкция его не очень сложная. При желании с ним может ознакомиться каждый. Однако из этого не следует, что только одно его наложение на конечность уже гарантирует максимум успеха. Главное достоинство аппарата заключается в том, что, помимо прочного удерживания отломков костей относительно друг друга, он позволяет регулировать "костеобразование". Гипс такой возможности не дает.
В общем, собранию ученых я выложил все, а под конец откровенно выразил огорчение, что аппарат мне не позволяют использовать на людях. Больше того: прошло уже около года, как он был отправлен на утверждение.
Мне устроили бурную овацию. Такого в моей жизни еще не случалось.
Возвращаясь домой, я почувствовал: начинается новая полоса в моей жизни. Вскоре меня вызвал второй секретарь городского комитета партии Сутеев. Оказывается, когда-то вместе мы отдыхали в доме отдыха нашей областной больницы. Тогда он был только инструктором отдела здравоохранения.
– Никак не предполагал, что вы и есть тот самый Калинников!
Он обстоятельно расспросил меня о сути нового метода. Его заинтересовали цифры, свидетельствовавшие о прямой материальной выгоде моего изобретения для государства.
– Чем конкретно вам можно помочь?
– Если это возможно... мне необходима хотя бы одна палата коек на десять.
– И все?
Я кивнул. И напрасно: надо было сразу просить больше.
– А как у вас с жильем?
– Спать у меня есть где. Вот, правда, дочки растут, тесновато будет. Но это года через три только.
– Вот и хорошо!
– Сутеев протянул мне руку.
– Тогда и подумаем. А послезавтра на бюро горкома я доложу о вас и о вашем методе.
Через две недели меня пригласил к себе заведующий областной больницей Сытин.
– Занимайте в конце коридора палату на восемь человек и делайте там, что вам заблагорассудится. Но учтите - ответственность за вас я с себя снимаю! Официально я заявил об этом горкому партии.
Заведующего я не терпел, как, впрочем, и он меня. Наша взаимная неприязнь походила на биологическую несовместимость. Людей, подобных Сытину, раздражала всякая попытка другого человека поколебать их привычное, заскорузлое мышление. Я предвидел, что мы с ним не уживемся. Он, вероятно, догадывался об этом тоже.